Хм, странно. Может, это были те, кто рано включил телевизор, чтобы посмотреть сериал, стоявший в сетке после нашей программы. А может, мне следует пригласить к нам нескольких постоянных зрителей испечь печенье или что-нибудь в этом духе. А может, все дело было в имени Гордона Рамсея? В смысле, не всем ведь нравится его шоу «Адова кухня».
Скорее всего, дело именно в этом. Другой причины включить телевизор на тридцать секунд раньше я придумать не могла. Если только не… что я сказала Майку? Люди хотят знать, какой он, они хотят почувствовать себя его друзьями. Вот почему я просила его быть помягче и шутить. А что если перебранка с Колин оказалась для зрителей не менее интересна, чем его шутки?
Но разве такое возможно? А если это так, может, стоит продолжить? Как насчет того, чтобы попробовать еще?
Только на этот раз все должно быть круче.
Почему бы нам не сыграть на наших сильных сторонах? Майк — холодный надменный дурак. Колин — лицемерная, сварливая воображала. Между ними проскочила искра, и народу понравилось это дерьмо. И что в том плохого? Вот именно. В последний момент в решающий момент от безысходности — какую метафору ни возьми, у нас больше нет времени, и нам нечего терять.
А Джерри перебьется.
Я встретилась со своими звездами в студии, и они уже были готовы к бою.
Колин — Майку:
— Зануда.
Майк — Колин:
— Ты первая начала.
Колин хмыкнула:
— Я начала? В самом деле? Мы что, в детском саду?
Я кашлянула:
— Послушайте, насчет вчерашнего…
Оба начали говорить одновременно, примерно в одних и тех же выражениях. Я подняла руки и повторила, на этот раз громче:
— Насчет вчерашнего.
— Знаешь, — сказал Майк, — я не обязан сидеть здесь и выслушивать нотации недоучившейся соплячки…
— Я не собираюсь читать тебе нотацию. — Я смотрела на него спокойно и невозмутимо. Твои колкости меня не задевают, Померой.
— Не собираешься? — озадаченно спросила Колин.
— Вы оба взрослые люди, профессионалы своего дела. — Это была почти правда. — Не мне решать, как вам следует себя вести. — Я посмотрела на Колин. — И если ты собираешься критиковать его за то, что он груб и тебе не за что его уважать… — О, как я была с ней солидарна! Я повернулась к Майку: — А ты считаешь, что она абсолютно неспособна выполнять эту работу… — Я пожала плечами. — Кто я такая, чтобы пытаться заставить вас думать иначе? Это ваше личное дело. Тут я умываю руки.
Они посмотрели на меня, потом друг на друга. И снова на меня. Я безмятежно улыбнулась.
