Поворачивает голову.
В маленькой уютной комнатке хозяйничает Яра. Темно-синие джинсы, фиолетовая блузка, наливает кипяток из чайника в чашку.
Кидает в Андрея сердитый взгляд. Ставит чайник громко, посуда аж подпрыгивает.
– Не знаю, какого черта Колб приставил нянчиться меня. – Бросает в чашку рафинад, размешивает слишком усердно. – Если кого прирезать, разорвать – пожалуйста. Трепать языком – это по его части.
Яра выходит, возвращается с кружкой и каким-то желтым пакетиком. Содержимое высыпает в кружку, заливает кипятком, запах вопит настойчиво: я бульон, выпейте меня скорее! Андрей никак не может насытиться полнотой каждого движения, звука, запаха, прикосновения, каждой линии, каждой краски. Многое пересолено болью, но это сущая мелочь, не сравнить с… впрочем, лучше не вспоминать, а наслаждаться раем спокойных ощущений, мало ли что дальше. Если оставить все как есть, эту фоновую боль, но с гарантией, что минувшее даже близко не повторится – Андрей подпишет такой договор тыщу раз, пока рука не отсохнет.
Андрей замечает рядом капельницу, а в вене – иглу.
– Да, вот этим ты питался все это время. – Яра кивает на висящий в капельнице пакет с чем-то красным, ставит кружку на тумбочку рядом с кроватью. – Выпей, только не все сразу. Желудок долго пустовал, может вырвать.
Только сейчас доходит, что здесь девушка из его грез, объект короткой, но страстной влюбленности. И вдобавок – суровая амазонка.
Преодолевая страх и желание угробить час на психологическую подготовку, Андрей поднимается на локтях, опирается на спинку кровати. Боль подергивает обзор мглой, лицо напрягается, но не более. Пустяки. Да хоть в два, в десять раз больнее, измеримые числа – ничто рядом с бесконечностью, бездной. А бездна позади, остальное – награда уже само по себе.
Бульон приятно обжигает, самая вкусная пища в мире, и впрямь приходится сдерживать себя, чтобы не выпить все за раз, не хватает еще испортить впечатления блевотиной. Не бульон, а волшебный эликсир, пронизывает сухую плоть, превращает в неземную материю, из которой сотканы ангелы, звезды, быть может, другие миры… На щеках слезы, сердце бьется часто, стряхивает боль, наливается жизнью.
Яра бродит туда-сюда, сердито отхлебывает чай, точь-в-точь вампирша, обреченная хлебать медицинскую кровь, пока родичи пируют на охоте свежей кровищей. Сердито поджимает губы, глаза ищут, куда бы слить пар. Чашка от слишком сильной хватки лопается, осколки и чай проливаются на ковер. Яра стискивает руку в кулак, блестят капельки крови.
