Мой новый сокамерник — гений и вундеркинд. Он из простой учительской семьи, победитель всесоюзных олимпиад из Саратова, в четырнадцать лет окончил среднюю школу и, приехав в Москву, поступил на экономический факультет МГУ. У него феноменальная память — помнит каждую мелочь, каждую деталь, вплоть до стоимости билета на автобус, купленного лет десять назад, когда он, еще в бытность студентом, путешествовал по России. Алексей — страшный педант, он обладает поразительной работоспособностью. Каждое заявление пишет в двух экземплярах, один из которых оставляет у себя для контроля. Он записывает и фиксирует все, вплоть до количества продуктов в холодильнике. Питаясь в основном шоколадом, он щедро покупает в ларьке все необходимое для своих сокамерников.
Мы сдружились, хотя видимся не часто, а в свободное время играем в шахматы. Каждое утро он после прогулки надевает белую рубашку и костюм, идет к адвокату знакомиться с материалами уголовного дела. «Свой арест я воспринимаю как путешествие и маленькое приключение», — как-то поделится он со мной. Неисправимый оптимист, он излучает бесконечную жизнерадостность и заражает тем же сокамерников. В один из дней, около пяти часов вечера, мы услышим голос надзирателя: «На Эф, с вещами…» Френкеля, написавшего огромное количество жалоб на администрацию, не особо жалуют и переводят из нашей камеры. Очевидно, ему здесь слишком хорошо. Он долго собирает вещи, и мы прощаемся. Без него камера пустеет, и мне даже становится грустно. Позже я узнаю из газет, что ему дадут восемнадцать лет строгого режима…
Утро понедельника. На этот день назначено очередное судебное заседание. Нас всегда привозят минут на тридцать раньше, и мы вынуждены ждать своей очереди в камерах подвала. Конвойные никогда не посадят нас в один бокс, невзирая на все наши просьбы.
Мы поднимаемся в знакомый уже зал и занимаем свои места в клетке. Заходит Антонио Вальдес-Гарсиа с охранником. У него в руках два больших пластмассовых ведра. Все в недоумении смотрят на эти ведра. В зале наступает тишина.
«Вальдес-Гарсиа, зачем вам ведра?» — после некоторой паузы прерывает тишину судья.
«Ваша честь! — обращается тот к судье. — У меня случилось несчастье, и я почти потерял слух. Можно, я подсяду к прокурору поближе, чтобы лучше слышать? А еще у меня в ноге штырь железный, и нога затекает… Можно, я под ногу ведро поставлю?»
Судья, проявляя сочувствие, великодушно разрешает ему это сделать.
