Глава 7
Тюрьма в тюрьме
Меня везут обратно в Матросскую Тишину. Тот же маршрут, те же охранники, та же машина. Заезжаем в ворота, проходим уже привычным путем. Меня под роспись сдают тюремщикам. Мы идем к стакану, что меня совершенно не радует. Я хочу поскорее попасть в камеру. Конвоир открывает дверь, и я вижу заботливо сложенные вещи, половины из которых не хватает. Мой сокамерник Дашевский обо мне «позаботился»…
Меня переводят в другую тюрьму. За это время я обзавелся имуществом. У меня полная сумка еды — каши в пакетиках, заваривающиеся кипятком, лапша «Доширак», книги, тетради, постельное белье, одеяло, купленное в тюремном магазине, стиральный порошок… Мы выходим на улицу, во дворик. Меня ждет новая «газель» с надписью на борту «ФСИН России». Меня опять передают с рук на руки, и я залезаю со своим багажом в автомобиль. Мы трогаемся. Я не успеваю толком устроиться, как машина останавливается, и меня просят выйти. Дорога занимает менее минуты. Не понимая, в чем дело, я выхожу наружу. Мы на месте. Это «тюрьма в тюрьме». СИЗО 99/1 ФСИН России, расположенное на территории СИЗО 77/1 УФСИН Москвы, или, как его еще называют, лефортовский, девятый корпус. Здесь я проведу два с половиной года, отсюда я уеду на зону…
Об этом месте среди арестантов ходят легенды. Я слышал много фантастических историй о камерах с джакузи, о бассейнах. На самом деле это совсем маленькая тюрьма, рассчитанная не больше чем на сто человек. Такое количество людей можно полностью контролировать двадцать четыре часа в сутки, обеспечивая строжайшую изоляцию от внешнего мира. Между собой мы называли это заведение лабораторией. За тобой постоянно наблюдают. Тотальный контроль. Все просматривается и прослушивается. Глазок камеры — шнифт — открывается каждые пять минут. Тонированное стекло глазка меняет тон, когда надзиратель с внешней стороны поднимает шторку. Правила соблюдаются неукоснительно. Надзиратели вежливы и обращаются только на вы.
Мы поднимаемся на второй этаж в небольшое помещение, предназначенное для обыска. Мои вещи тщательно просматриваются, не остается без внимания ни одна мелочь. Сотрудник досконально делает опись всего имущества. Часть вещей можно сразу взять в камеру, другая часть идет на склад личных вещей, откуда позже по заявлению их можно будет забрать. Уже поздно, время к полуночи. Наконец-то обыск, длившийся около часа, заканчивается, и меня ведут в камеру. В коридоре на полу ковровая дорожка. Ее стелют после отбоя, чтобы не было слышно шагов надзирателей, когда те подходят к глазкам камер. Слышен странный звук, похожий на сигнализацию. Это кукушка. Ее включают, когда кого-то из обитателей этого заведения ведут по коридору или по лестнице. В это время никого другого не выведут из своей камеры, чтобы не было никаких случайных встреч. Ты не знаешь, кто сидит за стенкой. Никаких тебе тюремных дорог, никакой логистики. Когда тебя куда-то вызывают, надзиратель на продоле не назовет твою фамилию, а произнесет только первую букву: «На Пэ…»
