— Уйти откуда? — спрашиваю я Джину. Слезы у нее подсохли, и она в состоянии говорить.
— Отсюда, — шмыгает она носом. — Я хочу уйти и жить с тобой.
Ладно. Никотин мне не так уж и нужен. Предложение, мягко говоря, неожиданное. Я люблю Джину, она же моя сестренка. Она прямо куколка: рыжие волосы, веснушки и ноги, как у Барби. Но я не готова играть в мамочку, живя вместе с вечно недовольным подростком. И эта мысль до смерти пугает меня.
— Жить со мной? — переспрашиваю я.
— Даю слово, что пойду работать, буду помогать платить за квартиру и все такое.
— М-м-м… — Как ей объяснить, что я не единственная, кто живет в этой квартире. У меня есть соседка, Индия. Возможно, Индия сочтет, что семейные узы вовсе не такое уж веское оправдание тому, что в раковине будет валяться косметика Джины, а сток душа будет забит ее волосами. — Я живу с соседкой, — говорю я. — Мне надо спросить у нее, можно ли тебе немного пожить с нами.
— Я хочу жить с вами, — тянет Джина.
— Послушай... — Я сдаюсь и спрашиваю: — Что там у вас происходит? — Но, честно говоря, спрашивать нет необходимости.
— Я тебя ненавижу.
Такими были последние слова, вырвавшиеся у меня перед тем, как я хлопнула дверью дома в «дерьмовом городишке в прериях». И я до сих пор слышу, как кричит за дверью мама, пока я сбегаю по ступеням крыльца. За неделю до того я взяла половину денег, которые отложила из своей жалкой зарплаты в «Бургер Кинг», и купила машину. Машина эта была не лучше самого городишки, но стоила она как раз половину всех моих денег. А из второй половины я смогла бы оплатить жилье и первый семестр учебы в Чикагском университете. По чудесной случайности как раз тогда мне пришло письмо, в котором говорилось, что я — неплохой начинающий писатель. Так почему бы мне не смотаться в Чикаго и не попытать счастья?
Когда я спустилась вниз с чемоданом, мама просто взбесилась.
— Так ты все-таки уезжаешь? Оставляешь меня тут одну с пятилетним ребенком, за которым надо присматривать?
— Ребенок же у тебя, а не у меня. Это твой ребенок.
— Я родила, чтобы отец был дома, чтобы у тебя была нормальная жизнь.
— В следующий раз пользуйся презервативом, — орала я, выплескивая все, что услышала и пережила за последние дни накануне своего восемнадцатилетия. Мне так хотелось, чтобы мной гордились, радовались вместе со мной… Только вот гордость за меня — это не то, чего стоило ожидать от мамы и папы, которые, узнав о письме, только и сказали: «Посмотрим».
