Я — без особого усердия — тяну вверх раму окна, и тут звонит телефон.
— У вас здесь нет ничего, кроме сои и готовых завтраков, — говорит Джина, когда я беру трубку.
— Есть молоко, — замечаю я.
— Обезжиренное. Такая гадость.
— Тогда купи пирожков в магазине на улице.
— Я не люблю пирожки.
— А что ты любишь?
— Не знаю.
— Сделай себе бутерброд с арахисовым маслом и желе. В одном из навесных шкафов есть арахисовое масло.
— Я не люблю арахисовое масло.
Я представляю себе, как хватаю ее клювом за перья на затылке и изо всех сил трясу. Это помогает.
— Спустись вниз и пройди два квартала направо, там есть супермаркет, — громко говорю я, мысленно выплюнув изо рта перья. — Купишь там, что тебе хочется.
— А вы с ней хоть когда-нибудь ходите в гастроном?
— Только раз в две недели — по вторникам в полнолуние.
— Что?
— Да ничего. Удачной охоты. На продукты. — И я вешаю трубку, пока не выдернула провода и не отстегала эту маленькую сучку.
Телефон звонит опять.
— Ты прямо как мама, — говорит Джина. — У тебя даже голос был такой же, как у нее. Плаксивый. Такой: «А-а-а, а-а-а, а-а-а».
И вешает трубку.
Я неотрывно смотрю на телефон. Это что — шестнадцать лет? Я тоже так себя вела в шестнадцать?
Но я не моя мать.
— Я не разрушаю чужие дома, — сказала мама. Кожа на костяшках пальцев у нее побелела от напряжения.
Я протянула руку к буфету, чтобы взять один из бесплатных стаканов «Бургер Кинг», которые я притащила с работы, и налила себе воды.
— Тогда почему ты не уйдешь? — спросила я. — Ноги у тебя есть?
— Почему ты так на меня злишься? — сказала она. — Что толку в твоей злости?
Я вышла и пошла подальше от дома. То есть сделала то, чего, как я уже понимала, мама не сделает никогда.
Я не моя мать.
Я знаю, как уйти.
Джонз просовывает голову ко мне в кабинет.
— Что с Дженет? — спрашивает он, как будто утром у нас не было никакого молчаливого разговора.
— У нее очередной брачный период.
Его лицо передергивается. Невольное проявление беспокойства и отвращения.
— Она взяла мои фисташки, — говорю я, но думаю совсем не о зеленоватых орешках. Я думаю о том, что сказала Джина.
— Пошли поедим? — предлагает Джонз.
Я моргаю.
— Что-то не хочется… Я плохо спала.
— С каких это пор утомление стало влиять на твой аппетит?
— С тех пор, как Джина явилась ко мне беременная, — бормочу я.
В его мозгу разом вскипают два чувства. Я ощущаю это, хотя выражение его лица совсем не меняется. Первое — это удивление. Второе… Это смесь грусти с тревогой и с небольшой порцией ревности. Потому, что я опять не впустила его в свой мир.
