– Это мы можем, – подхватил Максим. – Рассыплемся в учтивых реверансах, дескать, сэр, мы, конечно, не имеем чести быть вам представленными, но так уж складывается в этот томный вечер… – И резко отбросил от себя дверь. Она ударила подошедшего работника по животу и по коленке, тот согнулся, глухо охнув. Вскрикнуть не успел – десантник вывалился из машины, дернул его за обе ноги, а когда тот рухнул, привычно сцапал за горло и перекрыл кислород.
– О, Иисус… – обреченно вымолвил Энди.
– Да, Энди, членов нашей патриотической организации тренируют, как ваших «котиков», – не преминул похвастаться Олег. – А вашим парням, и тебе в частности, хорошо бы усвоить поговорку, бытующую у диких народностей: любишь кататься – люби и саночки возить.
– Я не понимаю… – шептал, обливаясь потом, морской пехотинец. – Зачем вы это делаете? Это так жестоко… Здесь не занимаются ничем противозаконным…
– Молодец, Максимка, – хмыкнул в затылок Оленич. – Все, что нас не убивает…
– То мы сами убиваем, – прошипел в открытую дверь Болдин. – Да живой этот кекс, живой… Эй, мужики, багажник открывайте.
– Энди, – встрепенулся Олег. – А ну-ка открывай багажник!
Вздрогнула машина – Максим загружал в грузовой отсек очередного мученика. Олег с Григорием вываливались наружу. Крутасов остался в салоне – с наказом контролировать старину Энди. Крупная галька хрустела под ногами. Дальнейший ход действий снова отсутствовал. А действовать экспромтом не всегда полезно. Судя по всему, плацдарм отвоевали. Хотя – минуточку. Из темноты беседки вдруг явственно прозвучал сухой звук взводимого затвора. Олег уже летел под защиту распахнутой дверцы, а Григорий вдруг сделал впечатляющий прыжок в обратном направлении, схватил с земли относительно увесистую гальку и швырнул ее во тьму беседки с такой силой, что чуть не вывернул руку из сустава. Судя по ответному глуховатому вскрику, камень нашел свою цель.
– Отлично, Григорий… – восхищался, согнувшись за багажником, Максим. – Сверхточная система поражения противника…
А молодой лейтенант уже летел с ускорением к беседке, вонзился в нее, умудрившись не наделать при этом вселенского грохота. Послышалась возня, сдавленные хрипы. Проделав четверной тулуп, из беседки вылетело тело (принадлежащее, к счастью, не Оленичу), грохнулось оземь и больше не шевелилось. Затем вылупилось еще одно, втащило страдальца внутрь. Вскоре, отдуваясь, Григорий примкнул к коллективу и бросил Максиму добытый в честной схватке пистолет.
