Я вдохнула поглубже и уже открыла рот, чтобы выкрикнуть новый приказ, как картина боя переменилась.
Нет, сперва всё происходило по обычной схеме: мертвяк выдернул каменную глыбу надгробия, швырнул в брюнета. Тот увернулся, послал в отместку тусклую молнию, которая с лёгким треском врезалась в покрытую уродливыми пятнами грудь и погасла. Тролль взревел и прыгнул в намерении добраться до вражеского тела, и вот тут… тут случилось то самое. Райлен не стал уворачиваться — он отбросил жезл и прыгнул навстречу мертвяку. Я вскрикнула.
Рядом с троллем Райлен казался маленьким и хлипким. И в миг, когда они сшиблись, я поняла — всё, конец. Почему-то представился заголовок завтрашней газеты — "Новый штатный маг Вайлеса совершил самое извращённое самоубийство в истории!"… А потом серая гора с тёмными провалами глазниц и сияющей дырой вместо носа взревела так, что уши заложило, и я… я совсем опешила. Это было… страшно.
Одной рукой брюнет цеплялся за шею мертвяка, а ладонь второй крепко сжимала рукоять ни то кинжала, ни то чего-то иного, вонзённого в темечко умертвия. Ногами Райлен упирался в мускулистую грудь, так что объятие было не слишком тесным.
О, Богиня! Он его убил?
В ответ на невысказанный вопрос, умертвие взвыло ещё раз. Потом ещё. Последний, четвёртый, крик был невероятно пронзительным и мне… мне вдруг так больно стало.
Нет, умом понимала — перед нами монстр. Омерзительное чудище, которое питается мясом живых и убивает неглядя, но… Он был таким милым, когда прикрывал свою мужественность лапами… И когда мясом меня обзывал. И когда приседал на манер хулиганов из сентиментального романа "Мой возлюбленный страж".
Сама не заметила, как по щеке покатилась слезинка. Потом вторая. Третья… А серое тело начало крениться. Райлен оттолкнулся, совершил кувырок в воздухе и приземлился в нескольких шагах от поверженного противника. Спустя пару мгновений, тролль рухнул на спину и застыл, распластав гигантские руки-лапы.
Сзади раздался громкий, слаженный вздох облегчения и умилённое:
— Господин Райлен…
Маг даже не взглянул в нашу сторону.
Выражение его лица было прежним — сосредоточенным и хмурым. Уверенный, неспешный, он приблизился к трупу и словно нехотя выдернул кинжал из лысой макушки. Отступил на шаг, сказал:
— Харан.
Пальцы вычертили в воздухе замысловатый символ и распластанная на земле туша начала чернеть. Я с ужасом смотрела как тело, которое несколько минут назад казалось непробиваемым, рассыпается в прах. Но это было далеко не всё…
