Почти две недели днями и ночами не прекращались штурмовые сражения за Тихвин. И каждый день мы узнавали все новые и новые имена героев… И больно и тяжело было знать, что слава многих наших друзей добыта ценою жизни…
Вы прочтете на этих страницах о героях Советского Союза политруке танковой роты М. К. Кузьмине и комиссаре славного саперного батальона А. Г. Ястребове, отдавших свои молодые жизни в этих боях. Их имена незабвенны. В Тихвине есть улица Кузьмина, а на здании политехникума на тенистой улице села Березовик, где погиб Ястребов, установлена мемориальная доска в честь подвига героя.
Несколько раз упоминается в моих фронтовых записях Михаил Пятикоп — тридцатидвухлетний старший лейтенант из 46-й танковой бригады. Во главе одиннадцати танков он нанес ошеломляющий удар по немцам в первом тихвинском наступлении — на Кайваксу, 11 ноября. Бой продолжался и утром следующего дня, и здесь танк командира был подожжен. Пятикоп повел своих танкистов в рукопашную схватку и пал, изрешеченный фашистскими пулями. Но немцы были выбиты из Кайваксы, танкисты Пятикопа мчались на Тихвин… Через пять дней после его гибели Указом Президиума Верховного Совета от 17 ноября 1941 года Михаилу Евгеньевичу было присвоено звание Героя Советского Союза, он похоронен там, где началась Тихвинская операция — на высоком холме в деревне Сарожа, под светлыми березами. Имя Пятикопа присвоено школе в селе Кайвакса.
Более тридцати лет хранится у меня газетная страница с рассказом очевидца о славной жизни и героической смерти танкиста Василия Михайловича Зайцева.
«Танк стоит на дороге. В его гордой груди зияет пробоина, задымлены и почернели бока. В этой машине погиб молодой танкист Василий Зайцев. Он говорил:
— Мы и летчики. Разве хоть один из нас бросит машину, хоть один сдастся в плен? Лучше, честнее — умереть. Пусть уж у дочки память об отце будет.
Этот разговор происходил в лесу, когда Зайцев вернулся из удачного похода. Только что была отвоевана у немцев деревня Новый Погорелец. Зайцев был очень оживлен. И в памяти осталась его высокая фигура в синем комбинезоне, веселые голубые глаза и мальчишеская привычка обстругивать перочинным ножом палки. Он сидел на поваленном дереве и, счищая кору с березовой ветки, рассказывал:
— Когда мы ворвались в деревню, я сразу ударил по желтому дому. Он загорелся, огнем охватило дверь. Фашисты, как клопы, посыпались из окон. Я стал стрелять по ним из пулеметов. В огороде у них были блиндажи; я этого не знал. Они побежали к огородам и сразу показали мне свои укрытия. Дал я им жару — блиндажи взлетели на воздух.
