Я представляла тебя, но не таким я тебя представляла, другим, неправильным, хотя мне-то казалось, что правильней некуда. Ты был всегда разным, человеком ли, привидением ли, чем-то ещё, и я узнала тебя по глазам, иначе не получилось бы. Я тебя помнила, а ты меня нет. Ты был раньше, чем я. Вначале ты, а потом колесо, вода, велосипеды. И я не знала, для чего я, а когда увидела, поняла, что я вот для чего, что я для тебя, и мне этого достаточно знать. Другого знать ничего не нужно, ни математику, ни падежи, ни какой сегодня день, всё сделалось такое маленькое, а я стала больше деревьев; ты ослеплял.
Ты увидишь, если я напишу тебе? С обратной стороны глаз я не перестаю тебя видеть. Если я напишу тебе, что я напишу? Что ты прочтёшь во мне, моих буквах, если я не напишу, если не я, если?
Это из потайной двери парка, я буду ждать, всё время ждать, каждый день, буду рождаться, у меня всегда будет день рождения. Ида, а вокруг неё жасмин. Мы станем деревьями, я помогу, знаю, что делать. Тебе не будет страшно. А мне так страшно без тебя, так страшно стало одной, а раньше не было. Если я напишу тебе, ты найдёшь для меня место, для моих букв, я очень большая стала, ты найдёшь меня?
Я счастливая, наверное, очень. Рыбы поют, я теперь слышу их, и солнце громкое, я вот-вот дорасту до него и взгляну на тебя.
– Показать тебе ядерный взрыв?
Оскар кивнул, и я налил молока в чай. Мы склонились над чашкой, и какое-то время наблюдали, пока внутри не стало равномерно мутно и неинтересно.
– Будешь?
Он поморщился. Какая гадость, пей сам.
Я пожал плечами.
В тетрадке были цифры, и они никак не считались. Оскар только что ушёл, надо было бы попросить его о помощи, он в этом лучше понимает. Я посидел ещё какое-то время над непобедимыми расчётами, потом убрал их подальше, насовсем, и вышел на улицу, куда меня тянуло. Там снаружи были редкие голоса детей, громкие – птиц, и ещё самые спокойные – деревьев. Когда я вышел, то всё было пусто, остались шуметь только тяжёлые зелёные ветки, ветер гладил кожу, я никому не был нужен, кроме цифр, да и им, если честно, не очень.
Дошёл до парка, ноги сами туда принесли, а дальше по узеньким дорожкам. Не то чтобы я чего-нибудь искал, скорее всего, это меня что-то искало. В голове сама собой напевалась мелодия, руки сами срывали случайно попадавшиеся жертвы-листья, а мысль из чернеюще-серой делалась светлее, примерно как песок.
