Вещь, которую мы продали, оказалась очень ценной: то была гравюра на меди Рембрандта. Нам дали за нее много тысяч марок; мы думали, что этих денег нам хватит на несколько лет. Но вы же знаете, как тают теперь деньги… Мы положили их в банк, а через два месяца от них уже ничего не осталось. Пришлось продать еще одну гравюру, а потом и еще одну, и каждый раз торговец высылал нам деньги лишь тогда, когда они теряли свою ценность. Попробовали мы продавать с аукциона, но и тут, несмотря на миллионные цены, нас умудрялись провести… За время, пока эти миллионы доходили до нас, они превращались в ничего не стоящие бумажки. Так постепенно ушли за бесценок все лучшие гравюры, осталось всего несколько штук. И все ради того, чтобы не умереть с голоду; а отец ничего и не знает.
Потому-то мать сегодня так испугалась, когда вы были у нас… Стоило отцу показать вам папки — все тут же обнаружилось бы… В старые паспарту — он все их узнает на ощупь — мы вложили вместо проданных гравюр копии или похожие на них по форме листы бумаги, так что, трогая их, отец ни о чем не догадывается. Это ощупывание и пересчитывание гравюр (он помнит их все подряд) доставляет ему такую же радость, как бывало, когда он их видел зрячими глазами. К тому же в нашем городишке нет ни одного человека, которого отец считал бы достойным видеть его сокровища… Он так страстно любит каждую гравюру, что у него, наверное, сердце разорвалось бы от горя, если бы он узнал, что все они давным-давно уплыли из его рук. С тех пор как умер заведующий отделом гравюр на меди Дрезденской галереи, вы — первый, кому он пожелал показать свою коллекцию. И я прошу вас…
Она вдруг протянула ко мне руки, и глаза ее наполнились слезами:
— Мы очень… вас просим!.. очень!.. пожалейте его… пожалейте нас… не разрушайте его иллюзию… помогите нам поддержать его веру в то, что все гравюры, которые он вам будет описывать, существуют… одно подозрение, что их нет, убило бы его. Может быть, мы дурно с ним поступили, но ничего другого нам не оставалось. Надо же было как-то жить… и разве человеческие жизни, разве четверо сирот не дороже картинок… К тому же до сих пор мы ничем не омрачили его счастья. Ежедневно после обеда он целых три часа блаженствует, перебирая свои гравюры и разговаривая с ними, как с людьми. А сегодня… это день мог бы стать счастливейшим в его жизни, ведь он так много лет ждет случая показать свои сокровища человеку, способному их оценить. Прошу вас… умоляю… не лишайте его этой радости!
