Батальон снова пошел вперед с пением «Марсельезы». Во главе шагал тот же федерат с плакатом в одной руке и брыкающимся священником в другой. За ним, путаясь в длинных юбках и изрыгая проклятия, бежала старая служанка.
Я узнал в ней ту самую ведьму, которая сорвала с меня трехцветную кокарду в день моего прихода в Авиньон. Следовательно, сморщенный старичок-священник и был тем самым каноником Жоссераном, к которому меня направил добрый мальморский кюре! Я был немало удивлен такой странной встречей.
Наконец, мы пришли в клуб патриотов, помещавшийся в часовне монастыря капуцинов. Федерат швырнул каноника на ступеньки главного алтаря, в глубине часовни, а сам вместе с Воклером уселся на алтаре, свесив ноги вниз. Мы, национальные гвардейцы, и несколько авиньонских жителей окружили его тесным кольцом.
В дверях часовни была невероятная давка — каждый хотел пробраться внутрь. От барабанного боя, криков, пения, возгласов тесная часовня вся дрожала от фундамента до черепиц на крыше. Но сквозь этот оглушительный шум, не умолкая, звучал припев «Марсельезы»:
К оружью, граждане! Равняйся, батальон!
Марш, марш вперед, чтоб кровью их
Был след наш напоен!
Федерат, который нес плакат с «Декларацией прав человека», встал во весь рост на алтаре. Это был высокий и худой человек, с густыми темными бровями и всклокоченной бородой. Он был одет в такой же, как у меня, зеленый с красными отворотами мундир и в короткие штаны, не доходившие до колен и оставлявшие ноги голыми. Сняв треуголку с огромным султаном, он напялил ее на лысую голову каноника Жоссерана, который сидел на ступеньках алтаря, едва живой от страха. Потом, вытерев рукавом мундира пот со лба, он сделал знак, что сейчас начнет читать «Декларацию». Барабаны умолкли, постепенно воцарилась мертвая тишина, и федерат стал переводить на наш язык[21] основной закон революции.
— Да здравствует нация! — закончил свое чтение федерат.
— Да здравствует революция! Да здравствуют марсельцы! — кричала толпа, бурно аплодируя.
Федерат сошел с алтаря, снова схватил каноника за шиворот и силой прижал его губы к плакату. Но злобный старик, едва лишь марселец его отпустил, плюнул на плакат. Тогда взбешенный патриот поддал ему такого пинка в зад, что каноник в мгновение ока перелетел из алтаря прямо в толпу. Там он закружился, как волчок, то взлетая над головами, то исчезая в массе людей; при этом его отбрасывали все дальше и дальше от алтаря. Так продолжалось до тех пор, пока его не вышвырнули в открытую дверь. Полумертвый от страха, он покатился по мостовой на самую середину площади.
