— Спасибо, мистер Даллас, — поблагодарила Синтия с должной вежливостью, но сердце у нее разрывалось.
Она совершает кощунство! Она чувствовала, что предает и себя, и семейную традицию… Но какое, впрочем, это имеет значение? Ничто теперь не имеет значения. С тех пор, как Питер и она…
Синтия старалась не думать о Питере, о «Березах», однако неумолимо приближался день, когда надо поехать в усадьбу, проверить там все и проститься с родным гнездом. Поначалу она тешила себя мыслью, что все дела можно уладить в Лондоне, но в глубине души знала — это просто-напросто трусость, попытка уклониться от неизбежного. Адвокат подтолкнул ее к окончательному решению:
— Мистер Шелфорд хочет видеть вас, у него есть к вам вопросы. По-моему, разумнее встретиться с ним лично. Прежде всего, конечно, решить, кому из слуг положена пенсия. А еще он хочет знать историю дома.
Ничего не поделаешь — встреча с Робертом Шелфордом, придется говорить с ним — с человеком, который, по сути, отнимает единственное, что было ей в жизни опорой, что она по-настоящему любила… Впрочем, был еще Питер, но он и «Березы» неотделимы друг от друга, как части единого целого. Она снова почувствовала это, выйдя через калитку в такую знакомую аллею, где под сенью могучих дубов был подъезд к парадному входу.
Все эти три года за границей «Березы» снились ей чуть ли не каждую ночь. Даже если плохо спалось, и подушка была мокрой от слез, пролитых из-за Питера. Как смогу я опять жить там, если его не будет рядом? — спрашивала она себя тогда. А сны все снились — лебеди, гордо плывущие по серебряной глади озера, величественная лестница с геральдическими леопардами на стойках перил, нежный аромат бельевых шкафов, торжественная роскошь банкетного зала, картинная галерея, где портреты чопорных предков немного заносчиво взирали на них с Питером из своего временного далека.
Часто они танцевали вдвоем.
— Люблю обнимать тебя, — сказал он однажды. — И невыносимо представить, что ты можешь танцевать с другими. — Голос его звучал ревниво. — Не смей, не позволю, ты принадлежишь мне!
Сияющая, счастливая Синтия подняла на него глаза и прошептала еле слышно:
— Тебе одному…
— Как странно, необычно — мы так давно знаем друг друга и никогда не думали: ведь нас связывает любовь!..
— Быть может, она жила у нас в сердце.
Синтия чуть-чуть отстранилась, подняла голову и, наморщив лоб, посмотрела на него.
— Наверное, юнцы вообще не осознают этого чувства.
