— Молчи, Орселли, молчи! — воскликнула девушка, покраснев до ушей.
— Зачем мне молчать?.. Можно ли поверить, что ты не была бы счастлива, если б сделалась фавориткой какого-нибудь патриция, который надел бы на тебя ошейник со своим именем, как это делают с любимой собакой?
— Орселли, ты сходишь с ума!.. Неужели же ты считаешь меня способной…
— Ты женщина, — перебил гондольер сурово, — и, разумеется, не сможешь бороться, как мужчина, со всеми невзгодами, порождаемыми бедностью.
— Не сердись на меня, — вмешалась старуха, — но я уверена, что ты несправедлив к Беатриче: она добрая и честная девушка.
— Не спорю, матушка, но все-таки скажу: нищета ужасна, и немногие из людей могут устоять против искушения окружить себя благами, даруемыми фортуной.
— Я хочу есть, мама, — пролепетал маленький белокурый мальчик, которого Беатриче старалась убаюкать.
— Слышали, матушка? — спросил молодой человек, ударив кулаком об стену, так что ребенок испугался и замолчал. — Я не тунеядец и не пьяница, а должен выслушивать подобные жалобы… Как же тут не проклянешь день, в который родился на свет?!
— А заодно — и мать, родившую тебя, — проговорила Нунциата печально.
— О, я этого не говорил и не думал, матушка, — прошептал смущенный донельзя Орселли. — Но этот детский плач раздирает мне душу. Если я вдруг исчезну, как мои товарищи, что будет тогда с вами?.. Ведь вы станете пищей для рыб Адриатики?!
Он горько рассмеялся.
Старуха бессильно опустила голову, но Беатриче подошла к гондольеру и проговорила серьезно:
— Дорогой брат, тебя называют Орселли ле Торо[14], и ты вполне оправдываешь это имя как по своей силе, так и по упрямству. Притом я уж, кажется, говорила тебе, что сильно надеюсь на помощь великодушной Джиованны ди Понте. Да и кроме нее немало добрых людей в Венеции… Тебе наверняка известно, что отец Джиованны считается надежным покровителем всех бедных гондольеров Венеции.
— Это так, — возразил нетерпеливо Орселли, — но и его не пощадило несчастье. Ты разве не слышала, что Мануил Комнин, этот воплощенный демон, захватил у него восемь кораблей с товарами? Может быть, Бартоломео совершенно разорен, хотя он и продолжает давать роскошные пиры.
— Это ничего не значит, брат мой: синьорина не оставит нас. Она очень добра и, кроме того, знает, что я молочная сестра дорогого ей Валериано Сиани.
— Напрасно ты так доверяешь богачам, милая Беатриче, — перебил гондольер. — Они почти все бездушные эгоисты… Но посмотри, как бледнеет матушка… А дети жмутся друг к другу и тихо плачут… О нет, я не могу больше выносить это зрелище! Пойду искать помощи у рыбаков Сант-Блеза, несмотря на запрещение выходить по ночам. Если же ничего нет и у них, то делать нечего: придется побеспокоить просьбой сенат и дожа… Дож называется нашим отцом и покровителем и, следовательно, он не должен отказать в помощи нам.
