В обращении и позах варягов, этих выходцев из Англосаксонии, завербованных Комнином, которые были степеннее и лучше дисциплинированы, тоже не было заметно ничего, что могло бы дать повод думать, что они состоят в заговоре против венецианцев.
Вместо тяжелой амуниции на них была парадная форма: серебряная бляха с изображением какого-то мифологического существа, легкая кираса[5] из того же металла, длинный кафтан красного цвета и сандалии, скрепленные крест-накрест ремнями и серебряной застежкой с вычеканенным портретом императора.
Каждый из них опирался на обоюдоострую секиру с длинной рукояткой из ясеня или вяза с медной инкрустацией. За плечами у каждого висел маленький серебряный щиток восьмиугольной формы, служивший скорее украшением, чем орудием защиты, так как копье скифа могло бы пробить его насквозь с расстояния даже более ста шагов.
Сиани и Орио прошли через ряды стражи, отдававшей им честь секирами, и вошли во дворец.
Они были встречены ожидавшим их герольдом[6], который и доложил громко об их прибытии, когда они входили в зал пиршества.
Их приняли так радушно, изъявления дружества, которыми осыпали их патриарх Зосим, аколут[7], великий протаспафер[8] и остальные знатные сановники, казались такими искренними, что и малейшая тень подозрения должна была поневоле исчезнуть.
Оба посланника в одно и то же время спрашивали себя мысленно: не ошибочно ли истолковала Зоя подслушанный ею разговор или не преувеличила ли она опасность, которая будто бы грозила им? Дипломаты еще больше утвердились в своем мнении, когда заметили, что им были оставлены места возле императора, что служило доказательством особенного его расположения. И когда Комнин увидел их, то немедленно приказал своему оруженосцу, стоявшему за ним с золотым жезлом в руках, пригласить их к столу.
Черные невольники, евнухи и немые, стали разносить кушанья на серебряных блюдах, золотые вазы с цветами и чудные испанские и итальянские вина.
Сиани очень сожалел, что его разлучили с Орио, так как знал его бесхарактерность, знал, что когда тот бывает предоставлен самому себе за стаканом, то хватит непременно через край и не потерпит, чтобы его кубок стоял перед ним полным или пустым.
Сиани старался удержать друга в границах благоразумия различными знаками. А Комнин старался всеми силами не позволять этим знакам быть замеченными.
Время проходило с обычной быстротой. Сиани был уверен, что сигнальные огни давно уже зажжены в Пере, и придумывал, под каким бы предлогом выйти из дворца, чтобы не возбудить подозрений. Беззаботный Орио между тем уселся как можно удобнее на софе и весело беседовал с императором, прихлебывая то херес, то хиосское вино. Казалось, что он присутствовал на царском пире, единственно для того, чтобы разрешить трудный вопрос: которому из этих двух вин следует отдать предпочтение?
