Честно говоря, мне такие производные фамилии совсем не нравятся. Слишком много труднопроизносимых, банальных и ни о чем не говорящих Гаджикаибовых и Магомедахмедовых. Гораздо лучше дагестанские имена звучали до революции: Махмуд из Кахаб Росу, Нажмудин Гоцинский, Анхил Марин и так далее.
Раз уж я начала говорить про бабушек и дедушек, то могу рассказать и про прадедушек. Оба прадеда из Караха были учеными священнослужителями. Прадед Умар погиб от рук недоброжелателей, а прадед Абдулгани умер в пути во время паломничества. Его похоронили в селении Куяда (буквально – «в дыму»), и там теперь святое место.
Оба прадеда из Андалала были влиятельными, богатыми и знатными людьми, которые владели землей и пастбищами по всему Дагестану. Обоих раскулачили. На Сагису Магомеда наговорили завистники, бывшие до революции у него в подчинении. Когда за ним приехали конные чекисты, на прощание он подарил дедушке яблоко. Дедушке тогда было десять лет. Вскоре ему сообщили, что его отец, Сагису Магомед, умер. Родственники поставили ему надгробный камень.
В Согратле существует целое кладбище, на котором нет ни одного захоронения. Это символические могилы тех, кто умер на чужбине. Кладбище возникло вслед за восстанием 1877 года, после подавления которого все мужское население было сослано в Сибирь.
Но оказалось, что на самом деле мой прадед жил на каторге еще довольно много лет. Если бы ему отправляли еду и посылки, он бы, наверное, выжил и вернулся. Конвоир, который сопровождал Сагису Магомеда по этапу в Сибирь, просто солгал. Он признался в этом моей матери, будучи уже глубоким стариком. Подробно рассказал, как долго ехали в Сибирь в холодном вагоне и как прадед ни о чем никого не просил. Вот это чувство собственного достоинства ужасно раздражало конвоира, и он погубил прадеда.
Прабабушка умерла через два года после ареста мужа, и мой дед в двенадцать лет остался круглым сиротой. По-моему, в тот же год, в награду за хорошую учебу его отправили из Согратля в Гунибский пионерский лагерь. Он взял с собой подушку и спальный мешок и несколько дней шел пешком по труднопроходимой горной дороге. Но в лагере выяснилось, что мальчик – сын врага народа, и его прогнали. И тогда дедушка пошел назад, несчастный и голодный, ночуя на обочине и питаясь какой-то придорожной травой.
Бабушкиного отца Чусу Абдуллу тоже сослали, но не в Сибирь, а в калмыцкие степи. У него отобрали овец и земли. Овец было так много, что у прадеда служили наемные
