Юра позвал для меня нового хореографа Николая Тагунова. Хореограф со своим мышлением, причем совершенно иным, отличным от других. Юра хотел поменять мой сложившийся образ, насколько было возможно, и в чем-то, наверное, ему это удалось. Хотя бы потому, что мы создали новую программу – «Паганини».
Я говорю мы, поскольку я не набирался опыта, он в немалой степени был у меня накоплен. Москвин как-то мне сказал, что не любит, когда у спортсмена слишком много опыта, с таким фигуристом заниматься становится очень сложно и очень неблагодарно.
О «Паганини» Елена Анатольевна Чайковская сказала, что его нельзя назвать спортивной программой. Разве можно прыгать «тройной», перед этим размахивая руками? Полагается раскатиться, поехать, собраться, прыгнуть, выехать, руки в стороны, и так дальше. А «Паганини» стала моей не только самой любимой программой, но и лучшей. Я говорил, что и прежде шел по пути театрализации, но такой квинтэссенции всех имеющихся наработок в одной короткой программе я, наверное, никогда не имел. «Паганини» – самая органичная из всех моих программ. Она сочетала в себе и спортивность, и оригинальную хореографию, и, что немаловажно, я тогда был, наверное, в лучшей своей форме. До сих пор я в театре показываю «Паганини», но теперь вместе со своими ребятами. И каждый раз, как только звучат первые такты музыки, у меня по коже бегут мурашки. До сих пор эта музыка меня заводит, до сих пор она во мне живет.
А вообще мой первый хореограф – это Елена Дмитриевна Рожкова. Она учила нас вместе с Татьяной Ивановной. Елена Дмитриевна занималась с маленькими фигуристами не только у станка, учила с нами полечки, другие танцы на полу. Как мне это нравилось! Я считался у нее первым учеником, я лучше всех поднимал ноги, я больше всех «бросал батманы в пугливых прохожих», я «выкаблучивал кабриоли».
Мой хореограф в годы занятий с Игорем Борисовичем работал в Кировском театре – Юрий Юрьевич Потемкин. Фантастический человек, огромная грива седых волос. Мефистофель. Человек на лед приходил из другого мира.
У меня к балетному искусству существовала стойкая антипатия. Татьяна Ивановна в свое время сказала моей маме: «Сводите его в Вагановское училище. Там сейчас прием. Посмотрите, примут его в балетную школу или нет. Может быть, он не для фигурного катания предназначен, а для балета. Попытайтесь». Мама совета послушалась, меня на экзамены привела, и я прошел конкурс. Но учиться не пошел. Я увидел огромную мраморную лестницу, по которой сбегали вниз мальчики и девочки, держа ноги в первой позиции. Я сказал: «Мама, и я буду, как они, так всю жизнь ходить? Нет, я туда не пойду». Для меня, малыша, эти развернутые ноги почему-то выглядели жутко.
