Отец у меня на первый взгляд казался простым рабочим, но его предприятие носило гордое название «СпецСМУ управления культуры». Впрочем, у нас в те годы каждая вторая контора называла себя «спец». В чем заключалось папино «спец», я понял позже, и это вызывало у меня настоящую гордость. Папа, будучи бригадиром электриков, занимался ремонтом электрооборудования во всех театрах и концертных залах Ленинграда. А так как даже такие знаменитые театры, как театр имени Комиссаржевской или Ленсовета, дошли до состояния полной трущобности и проводка в них не менялась, скорее всего, с момента строительства, то есть с дореволюционных времен, то во всех этих элитных театрах папино спецподразделение занималось установкой новых проводов, розеток и выключателей. Но не только в театрах работал мой папа, он устраивал иллюминацию по праздникам на Дворцовой площади и даже занимался освещением правительственной трибуны. Это кое-чего да значило. Только спецорганизации могли доверить установку прожекторов на вождей.
Папа был электриком по призванию, поэтому до сих пор в нашей квартире в Ленинграде сохранилось одно из важнейших его приспособлений: когда входишь в туалет, лампочка зажигается сама, а на пластмассовой дощечке, прикрепленной к двери, контуром им был высверлен силуэт мамы, сидящей на унитазе, – и эта табличка, когда закрываешь на щеколду дверцу, загоралась и мигала, что означало – туалет занят. Мама этой таблички очень стеснялась. Или открываешь в комнате шкаф, а в нем зажигается лампа. До сих пор все эти папины чудеса техники работают.
В 1960 году мы перебрались в Куйбышевский район Ленинграда и поселились на Владимирской площади – это центр города. Мама работала на Невском в кинотеатре «Октябрь». Сейчас он называется очень красиво, как в старые времена, «Паризиан», и находится на пересечении Невского с Литейным проспектом и Владимирским проспектом. А до переезда на Владимирскую мы обитали в коммуналке на Петроградской стороне. Там я и родился, на Пионерской улице, недалеко от Дворца спорта «Юбилейный». И крестили меня во Владимирской церкви, что стоит напротив «Юбилейного». То есть все – и тело и душа – с рождения оказались около искусственного льда. От папы скрыли, что меня понесли в церковь, мама с бабушкой проявили инициативу. Но, скорее всего, папа был в курсе, а утверждал, что его обманули, чтобы я не подумал, будто он, коммунист, согласился с таким антисоветским решением.
