С минуту длилось молчанье. Все ожидали раскаянья.
Раскаянья не было и признака!
— Ах, ты, затейник! — проговорила, наконец, бабушка. — Пойдем-ка чай пить…
— А?.
— Пойдем, пойдем…
Затейник громко заплакал.
— Приказываю тебе: утри глаза и иди за бабушкой! — сказал папаша.
— Перестань, — сказала старшая сестрица, — все на тебя смотрят…
— Если под Новый год отдать коня, то целый год будешь всех своих коней отдавать! — предостерегла средняя сестрица.
— Что тебе за дело до Федьки? — вмешался средний братец, ни за что не хотевший уступить сестрице поле красноречия.
— Если ты под Новый год будешь плакать о Федьке, — перебила средняя сестрица, — то целый год будешь о нем плакать!
Этот «глупый каприз», как называл папаша, привлек всех из столовой. Все окружили плачущего затейника, гладили его по голове, целовали, давали совет успокоиться, приводили разные назидательные примеры плачущих мальчиков.
Мамаша сказала:
— Не огорчай нас своими капризами и будь умницей, — отерла ему глаза и повела за чайный стол.
— А это показывает доброе сердце! — сказал один Рублев, усаживаясь в кресле и набирая себе печенья.
— Но служит, в то же время, и признаком увлекающегося характера, — сказал один Кредитов, наливая сливок в чай, — а увлечения…
— Воспитанье все это сгладит! — успокоительно заметил второй Рублев.
— А главное, жизнь покажет, что всему необходима своя мера! — заметил второй Кредитов.
— Все это пройдет! — говорил дедушка на другом конце стола. — Мало ли каких затей не бывает в ребячестве! Я вот, когда был таким, как он, залез раз в овин и не хотел оттуда выходить!
— В овин!
— Да, да, в овин, в копоть! А потом и прошло! Теперь уж не залезаю! Хе-хе-хе!
— На-ка тебе, затейник, кренделек! — сказала бабушка. — Что ж ты ничего не кушаешь?
Побледневшее лицо затейника все дрогнуло: он протянул руку за крендельком, как слепой.
Да он ничего и не видел перед собою, потому что из глаз у него неудержимо полились обильные слезы.
— Он просто нездоров, и его надо уложить спать! — сказал папаша.
И вывел затейника из комнаты.
III
Прошли годы…
В той же самой гостиной снова собрались дедушка и бабушка, папаша, и мамаша, дяденьки и тетеньки, братцы и сестрицы.
Хотя гостиная была так же парадна, даже еще параднее, потому что мебельная обивка была роскошнее прежней, появились по стенам фамильные портреты в золоченых рамах, и освещенье было блистательнее, но гостей никого не было, и собрались, очевидно, не для праздника.
На всех лицах лежал отпечаток огорченья или, по крайней мере, озабоченности и досады.
