Наступила ночь, та ночь, которая заставляет чувствовать всех людей сообща их связь со стихиями, называемыми вечными, которая приближает их к богу, выбранному ими самими, которая приносит им освобождение от общества; эта ночь возвращала моей семье близость, которую она потеряла, с жителями планеты. Над городом световые рекламы повторяли имена, необходимые им для их работы: Дюваль [26], Ситроен [27]. Аппараты радио, значительно здесь же усовершенствованные, осыпали нас новостями и выливали на нас сразу все, что заключали в себе волны радио в эту ночь: всю музыку, все сведения о финансах и о политике; все, что несли в себе волны радио от Науэна до Шанхая. Общение с неблагодарными и изменившими друзьями восстановлялось отрывками из марша республиканской гвардии или об'явлениями армии спасения. Это был вульгарный час стихий, выпущенных на свободу наукой. Отец и дяди любили, кроме того, подниматься в Нейли и сидеть на той террасе, где во время войны был наблюдательный пост за подводными немецкими лодками, резкие сигналы которых доходили до нас с Северного моря и более мягкие — с моря Средиземного, как будто это была, действительно, вода, а не воздух, передававший нам эти сигналы. А теперь мы выслушивали здесь монологи и результаты состязаний на ипподроме. По вторникам были сеансы кинематографа в Лувесьенне, и мы отправлялись туда всей семьей смотреть «Трех мушкетеров» или какие-нибудь современные фильмы. Но эти картины, которым было несколько месяцев, казались мне прожившими уже несколько столетий и усиливали во мне впечатление семьи, оставшейся в полном одиночестве после потопа и открывающей, чтобы вспомнить о прошлой блестящей эпохе, микрофоны, оставленные утонувшей полицией, или диски, сохранившиеся в подвалах министерства искусств и ремесл. Там, где внизу, под нами, был город, мы видели только симфонию огней: линии огня — это были улицы; снопы огней — это монументы; круги огня — это площади. Единственными животными, прикасавшимися к нам, были летучие мыши — доисторические животные. Наши слуги стали говорить тем придушенным голосом, которым говорят преданные слуги во время кораблекрушения или тяжелых испытаний, постигших хозяев. Мы стали все чаще советоваться с барометрами и термометрами, точно мы совершали какой-то под'ем и старались побить рекорд высоты. Качество книг, которые мы читали, тоже повысилось. Незаметно все новые и легкие книги, чтение и обсуждение которых не требовало больше одного дня, уступили место великим мудрым книгам. Дядя Шарль перечитывал «Фауста», дядя Жюль — «Введение в экспериментальную медицину»; отец — «Робинзона Крузо». Когда я спускался в Париж, я увозил с собою список книг, которые нужно было взять у модного книготорговца: это были Библия или Монтескье.
