Путешествие во внутрь страны | страница 18



Общее безмолвие.

Наконец, раздается звонок, и пассажиры беспорядочно валят к вагонам.

Андрей Иванов возвращается с кренделем и яблоком и той же улыбкой на цветущем лице.

— Не угодно ли-с? — говорит он черноглазой девице, представляя ей на трех перстах апельсин.

— Нет, не хочу, — отвечает черноглазая девица.

— Просим-с умиленно! Будьте столько милостивы, не откажите-с! — пристает Андрей Иванов, сбочив безбожно напомаженную голову. — Осчастливите-с человека.

— Говорят вам, не хочу! — отвечает с неудовольствием черноглазая девица. — И с какой стати вы вздумали потчевать меня апельсином? Вы бы лучше на эти деньги какой-нибудь голодной хлеба купили!

Андрей Иванов до того изумлен этими словами, что даже улыбочка его на мгновение стушевывается и апельсин чуть не слетает с трех перстов, на которых так грациозно представлялся девице.

— Что-с? — спрашивает он, несколько оправившись.

— Лучше бы вы хлеба какой-нибудь голодной купили, чем угощать встречных апельсинами! Что ж вы на меня глядите во все глаза? Разве я по-китайски вам говорю?

— Хлеба голодной-с? — спрашивает Андрей Иванов. — Какой же это голодной-с? У меня, слава богу, голодных не имеется-с!. Мы не какие-нибудь-с!. Вы это напрасно-с!.

При последних словах лицо его омрачается, тон из умильного переходит в обиженный, и он, видимо, начинает подозревать черноглазую девицу в желании унизить и оскорбить его.

— Я не знаю, как это уразумевать-с! — прибавляет он.

И, взяв отвергнутый апельсин в кулак, садится.

— Вам не понятно, что лучше дать голодному кусок хлеба, чем угостить сытого апельсином? — спрашивает запальчиво черноглазая девица.

Андрею Иванову это, очевидно, непонятно. Он подозрительно смотрит на черноглазую девицу, как бы стараясь отыскать какой-то скрытый, оскорбительный для его чести смысл в этих словах.

— Вы не понимаете, что апельсин нейдет в горло, когда у других хлеба нет? — вскрикивает черноглазая девица.

— Не понимаю-с. Отчего ему нейти-с?

«Москвич» оборачивается и, глядя на черноглазую девицу, язвительно улыбается, как бы желая выразить: «Вот они, модные-то идеи!»

Косматая голова тоже смотрит на черноглазую девицу, но смотрит не без удовольствия.

И в самом деле, черноглазая девица в эту минуту хороша, — хороша не как обладательница искрометных глаз и алого румянца только, а как человек, в котором, может быть, и угловато, и не в пору, но заиграли те человеческие чувства, которыми он отличается от скотов.

— Вы не понимаете, что позорно есть апельсины, когда вон та старуха, глядите, глядите, — вон идет она!