Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 1] | страница 34
Глаза смотрели царственно, рот загадочно улыбался. Высокая, мощная шея, сильные руки говорили, что «рыбачка» не только прекрасна собой, но и физически очень сильна. Вдруг Недобежкину показалось, что она поймала его взгляд в бинокле и то, как жадно он ее разглядывает. Аркадию стало жарко от этого взгляда, молодому человеку показалось, что она его узнала. Хотя как это могло произойти, если он был, как маской, закрыт биноклем? Нет, это ему только показалось, решил он. «Рыбак» тоже обращал на себя внимание, он был чуть выше своей мощной партнерши и внешне очень походил на нее. Так что, если бы не разные фамилии, можно было бы принять их за брата и сестру. Конечно, «рыбаком» и «рыбачкой» их можно было назвать чисто условно, да и артистически-аристократические имена танцоров хоть и выдавали дурной вкус родителей, но в то же время означали, что отвращение к рыбачьим сетям их родители привили им еще с детства, позаботившись пристроить своих деток в кружок бального танца. Возможно, отец мальчика был капитаном дальнего плавания, а папа девочки — директором ОРСа, но именно мамы были инициаторшами и бальных танцев, и бальных нарядов, и этих опереточно-светских имен, и именно благодаря их энергии теперь их чада выступают в Москве на Всесоюзном конкурсе и претендуют на первое место, не занять которое могут лишь исключительно из-за интриг судейской коллегии. Судьями на этот раз были знаменитые литовцы Жилявичюсы и маститые москвичи — Чеботарский с Монаховой, которые, хоть и ненавидели друг друга, но еще больше ненавидели талантливых танцоров с периферии, но особенно страшен был Джордано Мокроусов — этот в прошлом известнейший танцор срезал новичков. Как бы ни была великолепна пара, но если она появлялась на конкурсе впервые, да еще была из областного центра, он непременно на несколько десятых занижал ей балл.
Объявили медленный вальс. На помосте появились первые шесть пар. Тринадцатой пары среди них не было.
— Элеонора, Элеонора, — повторял про себя Недобежкин имя ослепительной блондинки. — Элеонора Завидчая.
Если бы ему еще вчера утром кто-то назвал это сочетание имени и фамилии, он нашел бы его пошловатым. Но сегодня это ласково вибрирующее «л» после, «э» звучало так мелодично, «е» так мягко переходило в восторженное «о», натолкнувшись на преграду «н», перекатывалось через него вторым «о», образовывая «но», этот вечный камень преткновения любых предложений, и наконец разбивалось взрывным «р», торжествующим, как победное «ура!»: «Э-л-е-о-но-рра!» Внутри него все так и перекатывалось ликующими возгласами: «Э! Е! О! О! А!» Ласковое «л» превращалось в раскатистое «р». Эллеонорра! Завидчая!