Александр Степанович сказал тогда: «Ты будешь считать, что тебя заела семья».
Она все учла тогда. Все, кроме того, что услышала сейчас от Ирины.
— Я не думала, что так аукнутся тебе мои должности.
Ирина покачала головой.
— Помнишь, я хотела переводиться из института в другой город? Это потому, что в институте знали, что ты зампред. Но потом получилось с Юрием, родилась Ленка. И хорошо, что у нас разные фамилии, на моей работе не знают… — Она помолчала и добавила: — Пока не знают.
— Как будто я преступница и надо скрывать…
— Опять не поняла, — перебила Ирина. — Я хочу, чтобы меня оценивали по мне самой, а не по тебе.
Она занесла руку Киры Сергеевны за свою спину, прижалась к боку матери. Кира Сергеевна погладила ее плечо. Милое мое, недоласканное дитя. Что же делать, если я такая, как есть? И другой быть не могу, не умею.
Раскинув руки, бежала к ним Ленка. Песок сухими брызгами отлетал от ее сандалий.
— Кира, из чего сделанный ветер?
— Если вы ничего не можете, тогда зачем согласились, чтоб вас выбирали?
Кира Сергеевна смотрела на женщину, на ее плоское некрасивое лицо в еще не сошедших темных пятнах, на крупные неженские руки, баюкающие ребенка.
В глазах у женщины была усталость. Наверно, она обошла много инстанций, прежде чем записалась сюда на прием.
Что толку отвечать на ее наивный вопрос, — почему не могу, я многое могу, но в рамках закона, а нарушать закон не могу и никто не может… Ни эти и никакие другие слова для нее ничего сейчас не значат, они ей не нужны. Нужно жилье, пристанище. Ей и ее ребенку.
— Вам сколько лет?
— Тридцать.
Тридцать. Лучшая пора. В тридцать человек имеет дом, семью, работу. Но и этого ей говорить не надо.
— Есть родные?
— Мать. В Херсонской области.
Женщина помолчала, качнула в широких ладонях ребенка. Потом сказала:
— К ней я не поеду. Она помогает — посылки, когда и деньги — а чтоб жить с ней… Говорит, я опозорила ее, что дитя нашлось без мужа.
Спеленатый простынкой ребенок завозил ножками, топко заплакал. Женщина опустила его на колено, толстые пальцы с плоскими ногтями прошлись по пуговицам блузки.
— Кормить время…
Заведующий общим отделом — он вместе с Кирой Сергеевной вел прием — опустил глаза, отвернулся.
Кира Сергеевна встала, обошла стол.
— Давайте подержу. Да он у вас мокрый.
Положила ребенка на длинный стол у окна, развернула. Женщина достала из полиэтиленовой сумки стопку выглаженных пеленок.
Ребенок кричал, сучил ножками, вертел голой, без волос головкой, розовым ротиком ловил край простынки. От него шел теплый младенческий дух, и у Киры Сергеевны слабо и сладко заныли руки, захотелось зарыться лицом в пахнувшие молоком пеленки.
