Не без некоторого удовлетворения Фальк замечал, что он уподобляется им, развивая более грубые, но и более простые формы. Сначала он, как очарованный принц, проходил по дворцам зла, приписывая себе личную судьбу, и воображал себя потерянным среди потерянных, чтобы в щебне находить золотые жилы и осколки алмазов. Он вскоре отбросил такое представление как достойное романтических приказчиков, тысячекратно исчерпанное грошовыми романами. Он сбавил свои притязания, расплачивался ходовой монетой и не упускал своего. Он был уже способен давать своим желаниям отчетливые имена, излучая очевидное, само собой понятное, и не уступал в этом подмастерью столяра под воскресенье.
Однажды вечером Фальк сидел в трамвае, преследуя свою обычную цель. Он читал, так как любил во время короткой поездки, в кафе или за ужином вбирать в себя фрагменты книг, чтобы духовные картины обрамлялись музыкой, шумом и человеческим скопищем. Это вызывало странные настроения: он был в Индии, в Риме в эпоху цезарей, внутри философской системы и одновременно в жгучем фокусе большого города, так что в смене различнейших времен, пространств и представлений мгновение теряло свою настоятельность. Это состояние, чья тончайшая суть улетучилась бы при более пристальном рассмотрении, давало Фальку почувствовать, что он искусно избавился от закономерности или от ограничения.
Подняв глаза, он увидел девушку, сидевшую напротив него и державшую в руке ту же книгу, что и он. То был „Бальзак“ Ипполита Тэна; эта встреча совсем не вписывалась в повседневность, на что намекала улыбка и что подтвердил разговор. Подумав, что девушка — студентка или уже закончила курс, Фальк пригласил ее провести с ним вечер. Его приглашение было принято.
Сначала, как всегда, бутылка вина, думал он, пока они сидели, затем дело дойдет до сигареты. Прозит. Взгляд на ее руки. Кольцо на пальце, имя, пожалуйста не надо, ну что вы. Он откинулся на потертом диване и бросил первый грош в автомат разговора.
Но вскоре от его небрежности не осталось и следа; он наклонился, всмотрелся пристально и стал тщательнее взвешивать слова, прежде чем их произнести. Он почувствовал отпор, напряженность и воодушевление в ее запястье. Нет, не то, почувствовал он: понимание. Едва она парировала его первый удар, в нем что-то отозвалось негаданным электрическим разрядом. Он почувствовал себя подключенным к чужому току, ввергнутым в струящуюся, подвижную стихию, чье наличие до сих пор оставалось ему неведомым. Легкая, пружинистая веселость, остававшаяся где-то в мальчишестве, подбрасывала его над препятствиями, до сих пор преграждавшими ему путь.
