По правде говоря, я не часто заглядывала под юбку к своей бабушке, так что ни в чем не могла быть уверена, но я знала о синяках почти все, у меня самой бывали и покруче, этому же на вид было не больше недели. Я села на место, чтобы такса заткнулась, а моя старая милая бабушка подлила себе в кофе еще виски. Никто не защищал меня так яростно, никто так завораживающе не говорил со мной часами до поздней ночи… и все же, помимо своей воли, я менялась. Я больше не верила ей. От этой мысли мне делалось дурно. Я совершенно не боялась лезть на дерево, если имелись ветки, за которые можно ухватиться. Но теперь, когда я узнала, что бабушка врет, ухватиться мне было не за что. Обещание, что этот особенный медовый месяц закончится, было таким же обманом, как и день спаривания змей, и надежда на то, что желтое такси вернется за мной, исчезла, оставив лишь густое облако красной пыли.
Вокруг меня сгустилась тьма, и мне стало жутко. Мир больше не был волшебным. Его наполнял безымянный ужас. Я чувствовала себя уязвимой, словно мышь, которой негде спрятаться. Я не могла жить в этой страшной темноте.
И я решила убить себя. По моим расчетам, лучше всего было спрыгнуть с дерева. В ту ночь я добралась до своего шалаша на дереве и даже выше, так высоко, что ветка, за которую я держалась, сильно раскачивалась на ветру. Ослепительно яркая, как прожектор, выискивающий самолеты-фантомы, луна освещала долину, превратив дорогу в серебристую ленту, петлявшую между пушистыми сонными холмами. Я впилась в нее глазами. Каждый раз, собираясь прыгнуть, я думала: нет, подожду. А вдруг появится желтое такси? Вскоре стало ясно, что я умру, только если усну и упаду с дерева, но это казалось недостаточно драматичным. Я слезла. Мне было суждено остаться на земле, бродить по грязи там, где раньше колосилась золотая пшеница, отбывать наказание в этом аду.
По ночам, когда бабушка напивалась, что случалось все чаще, я забиралась в объятия моего нового друга — дерева — и уговаривала длинную змею — дорогу — выплюнуть желтый кусочек надежды, который она проглотила. Наши серьезные переговоры длились неделями, и однажды, ожидая ответа, я впервые услышала голос дерева. Чарующий шелест тысячи лиственных язычков проник ко мне в уши, подарив бесценные сокровища, истории о вещах необъяснимых, о том, что я не одинока, что звезды — это мерцающие глаза, наблюдающие за мной сквозь занавес ночи, что я оттуда пришла и туда отправлюсь в конце. Иногда ветер врывался в листья, раскачивая ветку, на которой я сидела, и тогда они заговаривали все разом, успокаивая меня: «Не бойся». Они открыли мне тайну, рассказали, как приручить ветер, самого дикого зверя, и как протянуть ему руку, забыв о страхе.
