Обычные для тащивших тяжеленные корзины служанок светлые платья оставляли открытыми загорелые щиколотки; легкая ткань липла к вспотевшим телам и просвечивала, зачастую создавая иллюзию обнаженности. Происходи дело в той же Акрае – это немедленно привлекло бы всеобщее внимание. А тут нет, тут такое в порядке вещей.
Соломенные шляпки прикрывали от жгучих лучей лица и шеи женщин; загорелые до черноты мужчины тоже не рисковали выходить на солнцепек без головных уборов, но у большинства из них куцые шапочки едва прикрывали макушки.
То и дело мелькали темные одеяния монашеской братии, и мне от одного их вида делалось дурно. А уж в кожаном одеянии экзорцистов сейчас и вовсе можно свариться заживо.
И еще – никакого оружия. Лишь разделочные ножи в мясных и рыбных рядах. Даже лакеи на задках кареты разъезжали без непременных дубинок, что для портового города – нечто из ряда вон. В той же спокойной Акрае знатные господа из дома без вооруженной охраны не выйдут.
Вот уж действительно – единственный и неповторимый.
Или это лишь видимость?
Я покачал головой и поспешил юркнуть в манивший тенью переулок. Дошел до соседней улочки и обернулся, заслышав быстро приближающий топот.
Нагоняли двое. Жилистые, смуглые, черноволосые. В рубахах навыпуск, легких штанах и сандалиях.
– Куда спешишь, добрый человек? – тяжело отдуваясь, улыбнулся парень повыше и покрепче.
– Как только меня не называли, но чтоб добрым… – покачал я головой, – не припомню даже…
– Кошель гони! – Второй выудил из-под рубахи нож с узким, сточенным клинком и ткнул им в мою сторону. – Живей, не то кровь пущу!
Вот тебе и неповторимый! На деле, все как везде, просто местный колорит поначалу глаза затмевает.
– Живей! – повторил парень с ножом. – Порежу!
Я только вздохнул и скинул с плеча ремень дорожной сумки. Грабители начали расходиться в разные стороны, вот только на узенькой улочке взять жертву в клещи оказалось невозможно, и они оставили эту затею.
– Все, тебе конец! – выругался вооруженный ножом жулик, но тут со стороны рынка появились двое.
Один – невысокий и крепкий, с золотой серьгой в ухе и замотанным красной косынкой лицом – поигрывал хищно сверкавшей навахой. Второй – повыше и стройней, с надвинутой на глаза шляпой и натянутым на нос шейным платком – перекидывал из руки в руку трость с массивным бронзовым набалдашником.
– Гуляйте отсюда, ребятушки, пока целы, – с ходу заявил крепыш, поперек шеи которого протянулся оставленный веревочной петлей шрам.
