справедливого распределения материальных благ и какого‑то оптимального варианта социальной структуры. Но если мы будем объективны, то заметим, что несмотря на глубокие работы католических монахов и богословов в области политэкономии, марксизма, работы в области социальной политики, — окончательно модель не выработана. Но есть сумма определенных документов, которая называется «Социальной доктриной Церкви».
Теперь о том, что делается у нас, в православии… Поскольку у нас Церковь, как организация людей, играла влиятельную роль только до Петра Первого, она имела дело с княжеской, великокняжеской и монархической структурой. И ее идея заключалась в том, чтобы татарщине, анархии, хаосу противопоставить единую централизованную, 6огопомазанную власть. Исторически это было «прогрессивно», как у нас говорилось, потому что в условиях ордынского ига, становления Московского царства, действительно, это было ново. Но вы заметьте, что «спасибо» за это не сказали, что царская власть, едва став на ноги, немедленно отбросила слово Церкви.
Я не буду обращаться к истории, а просто обращусь к кинематографу, который вам ближе. Вспомните фильм «Иван Грозный». Хотя в общем фильм насквозь лживый, но там есть такой момент: когда Иван Грозный коронуется, митрополит Макарий пытается ему что‑то сказать, но тот уже стоит и на него только глазами «зыркает». А потом стычки его с митрополитом Филиппом, которого он и заточил, и велел задушить. Митрополит Филипп выступал против террора. Он согласился стать из монахов митрополитом при условии, что будет «иметь право печалованъя». У нас многие современные стилизаторы иногда думают, что «печалованье» — это от «печалиться», и употребляют это слово, думая, что по–славянски оно звучит красивей.
«Печалованье» — значит «ходатайство» о заключенных. И пользуясь этим устным обещанием царя, митрополит стал вступаться за репрессированных, за совершенно невинных людей, и известно, чем все это кончилось.
Кстати, патриарх Никон, который был отстранен одним из первых Романовых, потому что царю казалось, будто он захватывает власть, он ведь тоже назывался «великий государь». И Церковь как социальная сила была разрушена. Может быть, это сильно сказано, но она была отстранена от деятельности. И поэтому естественно, что никакой социальной доктрины вырабатывать в условиях нового общества, общества XVIII–XIX веков и, тем более, XX века, она даже не могла и пытаться. Только русские религиозные философы: сперва Чаадаев, потом Владимир Соловьев, Бердяев, Франки ряд других — пытались предложить в этом направлении умозрительные модели.
