— Если я буду говорить людям то, что знаю, они не захотят жить, — сказала как-то раз Ванга.
Святое для нее — семья. Если к ней приходят недовольные друг другом супруги, она делает все, чтобы объяснить каждому гибельность ссоры, разрыва, уверяет, что любые причины и их следствия устранимы и должны быть непременно устранены во благо семьи как целостного организма. Поскольку вне семьи нет жизни, а есть одно лишь существование, не одухотворенное высшими целями, пустое, никчемное, неспособное наполнить смыслом каждодневный труд, будни. Сколько ни черпай дырявой кружкой воду из чешмы (родника), не напьешься, не утолишь жажду… Ванга сразу же видит истинного виновника семейной драмы и произносит свое решающее, часто весьма тяжкое для присутствующих слово, вовсе не страшась, что на нее могут обидеться. Она не «разоблачает», как это принято в мирском суде, а лишь выносит нелицеприятный вердикт. Дано ей такое право, а если дано, то кем? Не знаю, знаю только, что врагов у нее нет, как нет и обидевшихся на Вангу. По крайней мере, я с такими не встречалась и о них не слышала.
Еще история из разряда детективных, но веселая. В новом доме, здесь, в Рупите, у нее украли платье. Красивое платье, бархатное, очень ей шло. Ванга, обнаружив пропажу, не расстроилась.
— Ничего, порадуется платью та несчастная, что его взяла, да после стыдом станет мучиться. Не будет знать, как вернуть. Не надо запирать шкаф, скоро платье вернут.
Через неделю платье висело на плечиках в шкафу. Ванга лишь загадочно улыбалась.
А вскоре — вот невезение! — снова кража. Воры перевернули все вверх дном, искали сокровища, как же, раз Ванга-«колдунья», то у нее должны быть сокровища. Но, разумеется, ничего не нашли, с досады, наверное, взяли какую-то мелочь. Я хорошо помню, что мы вызвали милицию. Милиционеры, недолго ломая многодумные головы над возможными вариантами этого скучного дела, напрямик спросили Вангу:
— Ты сама кого подозреваешь?
— Зачем мне подозревать, — отвечала она, — хулиганила молодежь. Ничего, сами принесут взятое и положат на место.
Через два дня к нам прибыла целая «депутация»; несовершеннолетние воришки и их родители. Старшие рыдали, младшие стояли, опустив очи долу. Как говорится, со стыда сгорали. Ванга села на крылечко, помолчала, а после прочла набедокурившим дурачкам небольшую нотацию.
— Ни одна кража никогда не оставалась и не останется в тайне. Ты крадешь, а совесть — свидетель кражи. Люди, чуткие сердцем, увидят, что совесть твоя неспокойна, заподозрят неладное, постепенно раскроется твой дурной поступок. От людского презрения можно убежать, а от себя никуда не скроешься. Идите, пусть с вами ничего подобного впредь не случается. Никогда.
