Что скажу маме про куртку, так и не придумал. Когда она открыла дверь, то со сразу накатившими слезами запричитала. В этот момент я ее ненавидел.
— И совсем мать не жалеет никто, я тут на работе губы-зубы испекаю, а он дерется и вещами разбрасывается. И отец его, папня безразличный, кобель такой, хотя бы меня пожалел…
Хотелось зажать голову руками, прижать ладонями уши, чтобы не слышать ничего, никого. Спорить сейчас и что-то доказывать было бесполезно, в такие минуты мать слышала только себя. Почти с отвращением я посмотрел на ее крошечные красные глаза, обвитые сетью морщин, бледные тонкие губы, двигавшиеся в такт слезливым словам. Растрепанные волосы спутались на выцветшем халате, бесформенными клоками охватывали тощие плечи.
Я захлопнулся в ванной и включил воду в полный напор, чтобы не слышать слез за дверью. Посмотрел на себя в зеркало. Еще ничего, только грязный и под левым глазом покраснело. Но синяка быть не должно. Умылся и сбросил сырые грязные брюки. В ванной было тесно и спокойно. Как внутри скорлупы. Двери и стены, где меня никто не достанет, никто не побьет и не унизит. Почему эти трое выбрали именно меня? Просто случай. Пойди я там часом раньше, все обошлось бы. В шесть часов еще светло, так что при свете они напасть побоялись бы. Они же трусы. Они света боятся. И пусть себя там называют, как хотят. Ночными хищниками, бандой волков (почему-то показалось, что они себя как-то вот так называют) — все равно они трусы. Небось, если бы на моем месте громила оказался, не подошли бы. В каратэ записаться — так это равносильно слову «купить».
Я слушал бегущую из крана воду и ждал, когда прекратятся стенания снаружи. Отсюда голос матери казался каким-то подвыванием, но никак не человеческим. Наконец, она умолкла. Я вышел из ванной и прошмыгнул в свою комнату, которая сегодня не казалась такой уж осточертевшей. Здесь, пожалуй, еще лучше, чем в ванной.
Над столом зажегся светлый кружок лампы. Стало уютно и тепло. Из углов приятно проступал полумрак, освещенный островок еще уютнее.
Разложив мокрые учебники по батарее, я прикинул размеры ущерба. Все оказалось не так уж плохо: насквозь не промокла ни одна страница, правда, края у многих разбухли и после высыхания скукожатся, но их можно разгладить утюгом, а грязь потом оттереть насухо. Продать в следующем году книги уже не получится — это хуже. А в школе уже давно не выдают.
Из-за стены голосом Ельцина забубнил телевизор. Потом оттуда стали стрелять, что-то кричать… Я лег на диван и представил, как буду убивать этих уродов у подъезда. Вот бы и правда пушку купить. А что, говорят, что на рынке купить можно, только денег нет. А вот бы пойти в банду, настоящую, не дворовую. Тогда б все уважали и боялись, небось не остановили бы авторитета во дворе и куртку не сняли.
