Он то ли с отвращением, то ли все-таки с любопытством посмотрел на толстые ноги, вылезавшие из-под короткой юбки. И этим обладательница столь сомнительного «достоинства» надеется кого-то соблазнить? Или в самом деле считает себя неотразимой и роковой. Наверняка между «парами» еще и курит, стыдливо пряча сигарету от прохожих.
Вспомнились слова Чехова о том, что учитель заканчивается тогда, когда на уроке начинает думать о котлетах. Интересно, что сказал Антон Павлович, когда б преподаватель на лекции думал о сексе со своей студенткой? Почему-то казалось, что в ужас не пришел бы, но выдал какой-нибудь лукавый афоризм.
А в общем, он прав, конечно. Если б не нужда в деньгах, вряд ли стоял теперь Митин перед скучающим стадом в душной аудитории. Но котлет хочется всем. А чтобы они были на столе, нужно их на что-то покупать.
Так или иначе, но в то самое время, когда Митин посматривал на часы, на другом конце города Михеев и Мартинсон (их троих еще иногда в шутку называли МММ — то есть, три «эм»: Митин, Михеев, Мартинсон), должно быть, начинали подсчет клеток, не поддавшихся разрушительному инстинкту деления. Да, они замахнулись на такого левиафана — на лекарство от рака. Уж сколько «нобелевок» было роздано, сколько трудов посвящено заветному средству, сколько копий сломано… А средство по-прежнему оставалось где-то там, за туманными горизонтами науки.
Вряд ли кто из НИИ в здравом уме взялся за бы за решение столь двусмысленного для собственной карьеры уравнения, но теперь случилось то, что случилось. Четыре года назад, в один из августовских дней, в кабинет протиснулся грузный Мартинсон. Едва отдышавшись, обливаясь потом, он буднично изложил суть своей теории. Даже не теория это была, а так, вольные мысли, которым наверняка время от времени отдается любой мыслящий человек. Но почему-то от этих, едва уловимых, похожих на дуновение ветерка, тянуло свежим, еще не изведанным, хотелось довериться интуиции, рискнуть…
Нет, конечно, не все прониклись новым «бредом» коллеги и поспешили побросать все свои дела, чтобы пуститься в поиски очередного Грааля. Более того, очень скоро в группе Мартинсона осталось, по выражению одного из коллег, «только три эм». В институте шутили относительно МММ, Мавроди и вообще, намекали на сомнительность всего предприятия. Тем более, чуда не произошло, результаты оказались предсказуемыми, а именно — нулевыми.
Таковыми они и оставались три года («Три года, три эм — по году на каждого из нас…» — размышлял потом Митин, позволяя себе предаваться мистическим спекуляциям), а потом внезапно… нет, пожалуй, все-таки далеко не внезапно, а напротив — очень даже ожидаемо — после трех лет упорнейших поисков и бессонных ночей у микроскопов, компьютеров и чашек стало впервые проявляться нечто, похожее на действительно реальный результат.
