вне нас существующая действительность"!! Это как раз и
есть та основная нелепость, основная путаница и фальшь махизма, из которой вылезла вся остальная галиматья этой философии и за которую лобзают Маха с Авенариусом отъявленные реакционеры и проповедники поповщины, имманенты. Как ни вертелся В. Базаров, как он ни хитрил, как ни дипломатничал, обходя щекотливые пункты, а все же в конце концов проговорился и выдал всю свою махистскую натуру! Сказать: „чувственное представление и
есть существующая вне нас действительность“ — значит
вернуться к юмизму или даже берклианству [...]»44
Не является ли и непременное стремление найти объективно существующую красоту вне нас если не нечаянной данью берклианству, то, но крайней мере, несколько запоздалым, рудиментарным отголоском той наивной эпохи, когда палка была для человека объективно существующей болью? Не выносим ли мы, сами себе не отдавая в том отчета, наше субъективное, чисто человеческое ощущение (чувство красоты) как реакцию на внешний мир, во вне; и не пытаемся ли найти там качество «объективной красоты», столь же не существующее вне сознания, как и качество «объективной боли»? Ведь все субъективные и объективные данные (точнее, полное отсутствие последних) говорят совершенно ясно одно: красота, поскольку на протяжении своей истории человечество ее наблюдало и исследовало, — это наше субъективное чувство, возникающее при столкновении с теми или иными явлениями и процессами.
В этой связи непременные поиски объективной красоты вовсе не представляются подсказанными реальной жизненной практикой. Скорее, они обусловлены чисто умозрительными построениями типа приведенного выше: «...Если не признавать объективности, то...» и т. д. с грозным восклицательным знаком на конце.
Между тем уже один тот факт, что красота возникает как наше непосредственное ощущение, при котором мы взволнованно воспринимаем данный предмет (процесс, явление) красивым, а рациональное, логическое исследование, фиксируя все качества этого предмета (процесса, явления), с поразительным упорством из века в век никакой «объективной» красоты зафиксировать не может, прямо толкает на мысль, что красота — это своеобразная, требующая исследования непосредственная познанность объективного содержания действительности, но не само это познаваемое содержание. Что она всегда остается только и исключительно отражением реальности, содержанием сознания, причем содержанием не просто
