Поэтесса | страница 26



– Ну, тогда вы просто не любите родину, – дама говорила так серьезно, что была хороша уже тем, что с ней было смешно говорить о серьезных вещах. И даже слово: «родина» – у нее как-то на большую букву не вытягивало.

И потому мне, наверное, лучше всего было бы в очередной раз промолчать, но я не всегда поступаю так, как лучше.

Я сказал:

– Люблю. И, возможно, Родина меня тоже любит.

Просто наша взаимная любовь не равноценна.

– Это почему же? – даму наглядно удивляло то, что такая ясная и простая вещь, как любовь к родине, могла включать какие-нибудь нюансы.

То, что любовь к Родине, как и всякая любовь, только из нюансов и состоит, явно оказывалось выше ее понимания.

И эта дама откровенно не могла себе представить, что кто-то мог быть с ней не согласен.

Главная черта глупца – уверенность в том, что все люди такие же, как он.

А значит, согласны с ним.

Впрочем, глупый не тот, кто иногда говорит глупости, а тот, кто не понимает – когда он их говорит.

– Это почему же ваша любовь и любовь Родины к вам не равноценны? – переспросила дама. И в ее переспросе звучал вызов то ли на дуэль, то ли в учительскую.

И в ответ я сказал то, что было на самом деле, чувствуя, что был бы очень рад, если бы мог ответить иначе:

– Потому что Родина имеет возможность бросить меня на произвол судьбы, а я ее – нет.

– Почему вы так думаете?

– Почему?

Видите ли, моя страна совершила очень много ошибок.

В этом нет ничего странного или удивительного – ошибки совершали все страны. Смущает одно – каждый раз моя страна ошибалась не в мою, а в свою пользу.

– Очевидно, вы не патриот, – заключила дама.

Я не стал спорить, потому что знал, что мера глупости человека – это количество того, что ему очевидно.

И просто вздохнул:

– Я слишком люблю Россию, чтобы быть патриотом.

И потом, для патриота я очень долго учился.

Мне вообще кажется, что патриот – это не тот, кто намерен любить Родину, а тот, кто способен сделать Родину лучше. Ну, а о том, что патриотизм – это, кроме всего прочего, легитимизация войн между людьми, я и говорить не стал.

– Учились?! – переспросила дама таким тоном, словно хотела утвердить: «Воровали?!». – Я, например, привыкла гордиться нашей великой историей! Историей нашего великого народа!

А вас, похоже, история нашей страны вас ничему не научила.

– Научила, – тихо ответил я. – Научила тому, что гордиться историей может только тот, кто ее не знает.

И не прибавил:

«Если какой-то народ уверен в том, что он великий, значит, он просто не знает своей истории…»