– Так что же выходит: современного искусства нет? – В ответ я пожимаю плечами и повожу головой из стороны в сторону:
– Оно должно быть…
…Даже если его нет.
– Ну и что же тогда такое – современное искусство?
– Современное искусство – это искусство, способное сказать что-то новое современному человеку.
И еще, современное искусство – способное рассказать о своем времени интересней и умнее, а значит, лучше, чем время само рассказывает о себе…
– …А тебя понимает большинство? – спрашивают меня время от времени.
Вопрос этот так себе, не головоломка. Но ответить я не могу.
Потому, что не могу объяснить, что для творчества не бывает большинства…
– …Ты не забыл, что сегодня у нас подготовка к встрече с «классиком»?
Я уже позвонила ему, – Лариса вернула меня в сегодня, прервав мою интервенцию в прошлое.
– Не рано? – вздохнул я. Классики в моем представлении должны иметь крепкий, долгий сон людей, которым не в чем себя упрекнуть.
– Ничего, – сказала Лариса, – подошел к телефону сам.
– Ну и чем он занят?
– Столбит себе место на пьедестале перед восторженными массами.
Во мне сразу возник лучезарный образ «классика». Хотя я и понимал, что смеяться над теми, кто достиг по-настоящему больших успехов, не только легко, но и неприлично.
– Может, доставить ему восторг масс в письменном виде? – спросил я после фрагментной паузы, но Лариса отреагировала на мой энтузиазм скептически: – А не перебьется?
– Ну, что же, возрадуемся встрече с классиком устно, – удовлетворенно перевел дыхание я. – Жаль, что не удастся пообщаться персонально. Это была хоть и откровенная, но все-таки искренняя ложь. Уже и не лицемерие, а так, игнорирование факта…
…Вообще-то наш классик был явлением скучным, и сам навязал нам себя. Классики как праздники: иногда приятны, но всегда навязчивы.
Но он пообещал телевидение.
И потому, если бы нам пришлось везти ему формальное письменное приглашение – то это приглашение пришлось бы везти мне.
А мне этого не хотелось.
Не потому, что мне было лень вставать и ехать – на подъем я человек легкий. И не потому, что я не люблю наших классиков.
Просто наши великие слишком беззастенчиво заставляют любить себя еще при жизни.
Этого я не люблю.
И не люблю тех, кто это любит.
В конце концов – это просто не честно…
– Ой! Подожди! – воскликнула Лариса на другом конце телефонной проволоки.
И я едва не вздрогнул:
– Что случилось?
– На плиту кастрюлю поставила и забыла.
Не вставай пока.
Подумай.
Я тебе перезвоню, – крикнула мне в трубку Лариса, и у меня появилась возможность выбирать – о чем подумать.
