Я обнял ее за талию и внес, висящую на мне, в комнатенку.
– Осторожно, – шептала она. – Осторожно, обувь очень грязная… так долго шла… Конка не ходит…
На Антонине был темный балахон служки Училища при Общине Евгения и еще небольшие валенки. И, пожалуй, все. Я налил ей стакан горячего чая с сахаром и бросился совать в горло буржуйки куски жирного кизяка. Тепло потекло из жерла железного друга и обволокло нас, несчастных.
Что сказать здесь!? Пожалуй, это был последний счастливый день моей жизни – ночь, да день… да еще ночь, наверное. Время перемешалось с теплом, запахом коров и тонким ароматом девичьей кожи изумительной, божественной выделки, духом крепкого чая и ворчанием горячего ветра в пазухах ржавой выводной трубы.
Что сказать здесь о ней?! Девушка Тоня оказалась женщиной до чрезвычайности гибкой, как плодоносящая лоза дикого винограда, на которой вдруг выросла сочная кисть янтарного муската. Мужчину Петра она любила совершенно бесхитростно, открыто и отдавала скорее не тело, а душу до самого дна. Которое и не углядишь в угаре объятий. Мне, не избалованному женскими ласками, этот подарок оказался выше крыши, которая ко второй ночи стала чуть ехать набок. Словно это соломенное легкое сооружение поверх фанзы в день мелких, длящихся землетрясений.
Антонина, конечно, была глупая девушка. Если под умом понимать безудержное умение некоторых нынешних такс сезона болтать ни о чем, нагло и бесцеремонно врать, умно пялиться, волнительно перекладывая ноги с коленями, и смеяться тебе с экрана «Дружка» так, будто обливаешь помоями.
Антонину радовало все. Безмерный восторг вызвал у нее самостийный мой душ, благо вода медленно совершала в нем очищаемый фильтром круговой бег. И где бы я набрал столько воды! Она поминутно высовывалась, как птица или бобр, из-за раскрашенной мишками полимерной занавески и все время восторженно восклицала:
– Ой, как тепло. Какая ласковая водичка.
– Ой, до чего удивительно у вас сделано… устроено.
– Знаете, Петр, никогда бы не поверила, что можно так жить сказочно неправдоподобно.
Или просто: Петя, Вы удивительный человек. Когда после ласк мы отлеживались, она рассудительно выдавала свои мысли вслух:
– Как все-таки толково все создано в этом мире: Вы, Петр, и я.
– Петенька, извините, что так простецки называю вас, но очень, очень хочется, не обижайтесь.
Я не злился, но «Вы» она не опускала.
– Вы не знаете, как я волновалась, когда шла. Один раз потеряла валенок и еле нашла.
