– …Тогда, ладно, – после некоторого молчания проговорил Эдик, – Только для тебя. Ребята из Госдумы заказали Путина. Во весь рост.
– Великий русский язык, – вставил я, а про себя подумал о том, что если депутатов законодательного собрания Эдик называет «ребятами», то интересно было бы знать, как он зовет меня в кругу своих оболтусов.
– Ты понимаешь, какие это деньги? – не унимался Эдик, – Возьмешься?
– Нет, – трудно было объяснить Эдику, что мне, художнику, совсем не безразлично, каким образом эти деньги зарабатывать.
Уж если хочешь зарабатывать большие деньги, то иди работать в банк.
Наверное, у меня вполне хватило бы ума понять, где нужно подучиться в этом случае.
Только, в этом случае, это был бы уже не я, а совсем другой человек.
И, возможно, совсем не худший, чем тот, что есть.
Просто, другой.
– Ты, что, не любишь нашего президента? – Эдик пустил в ход, довольно широко распространенный среди подхалимов и просто прохвостов, аргумент. – Люблю. Только боюсь, что он об этом не догадывается…
– Ты понимаешь, что если выгорит, то это такие деньги, что уже не деньги вовсе, а счет в банке? Возьмешься?
– Нет. Дело в том, что президент не вдохновляет меня на написание картин, и я не верю тем, кого на написание картин президент вдохновляет. Вот соседка-барменша вдохновляет, а президент – нет.
Хотя голосовать я, наверное, пойду за президента, а не за соседку.
Видимо, выбор президента и выбор темы для картины – это совсем разные вещи.
Почему-то мне кажется, что президент понял бы меня, если бы слышал наш с Эдиком разговор. Ведь наш президент, это обычный нормальный человек.
Только те, кто его окружает, все время боятся и ему, и себе об этом сказать.
…Очень давно, когда я болтался по Уральским горам, меня попросили написать портрет Брежнева для секретаря местного райкома. – Задница, – просто сказал тогда Ваня Головатов, толи обо мне, толи о Брежневе, – Помни, у генсека, задница такая большая, что начинается с задницы секретаря провинциального райкома…
– Ты считаешь, что у нас плохой президент? – все пытался докопаться до истины Эдик. – Я ничего такого не считаю. Особенно, по сравнению с нами самими…
Дальше трепаться с Эдиком мне не позволил звонок в дверь.
Очень приятный звонок, потому, что своего старшего сына, я не видел давно.
– Сашка! Откуда ты? – только и оставалось сказать, – Мама говорила, что ты ездил в Бельгию.
– Это, пап, было давно. Я теперь из Швеции.
– Ну, проходи же.
– Пап, я на минутку. Мы не в Шереметьево сели, а во Внуково.
