По моему хребту пополз хорошо знакомый холодок, не предвещавший ничего светлого. Я ведь уже говорил, что ненавижу все эти градуированные шкалы? Что суеверно боюсь в Зоне любого циферблата? И что спидометр или там тахометр вызывают у меня только одно желание: обойти их метров за двадцать?
Но я заставил себя промолчать: ситуация наша была такая, что не до суеверий.
Борхес вскарабкался по лесенке на водительское место и жестом пригласил нас за собой. С пассажирской стороны дверь плотно приржавела к кабине. Так что Косте пришлось потратить несколько драгоценных минут на то, чтобы выдрать ее буквально с мясом.
Зато кабина вознаградила нас массой антикварных сюрпризов!
Была там, например, коллекция значков на плюшевом вымпеле с золотой лысиной Ленина: «Готов к труду и обороне», «Сигулдский замок», «Ну, погоди!»
Я чуть не заплакал — все это так напоминало детство моей дорогой мамочки, о котором она мне часто рассказывала во время моих отроческих бесконечных простуд и гриппов…
На приборной панели тоже было на что посмотреть. Тут тебе и переводка красотки в голубом бикини, и жизнерадостный медведь с кольцами, символ Олимпиады-80, и какой-то обобщенно безликий прямоходячий динозавр зеленого цвета.
А с зеркала, изъеденного тяжелыми нейтронами, свисал чертик, сплетенный из разноцветных проводков — зеленых, синих, розовых…
— Арт, бля, — одобрительно отозвался Костя.
— Тогда и слова-то такого не знали — «арт»! Тогда говорили «культура быта», — заметил я, утирая сентиментальную слезу. — Либо уже: «предмет декоративно-прикладного искусства».
— В разных слоях населения изъяснялись по-разному. В том, который я знаю подозрительно хорошо, на такие предметы говорили «всякая фуйня».
А чем же был занят наш проводник?
Пока мы с Костей спорили об искусстве, он шаманил со своим страховидным спидометром.
Для начала выдрал из гнезда родной спидометр «КамАЗа». Не церемонясь, выбросил его в окно.
Затем Борхес вытащил на свет божий штук двадцать разнокалиберных проводов из недр кабины и принялся промерять на них напряжение (да-да!) при помощи пары клемм, которая волшебным образом появилась из его ПДА.
Наконец, нащупав искомую пару, он основательно зачистил концы и прикрутил выходы своего спидометра к проводам.
Ничего не произошло.
Уже не в первый раз за эту экспедицию меня посетила мысль о том, что наш Борхес — абсолютно шизанутый сукин сын.
— Ну и чего? — ядовито поинтересовался Тополь, пробуя ногтем на прочность гэдээровскую переводку с гномом, несущим на горбу гигантскую клубничину.
