— Представляю, — бездумно согласился я и протянул к ней руки. Приди, мол, в мои объятия!
И она шла. Шла! И она пришла в них!
— Я хочу тебя поцеловать… — дрожащим голосом сказал я.
Но, судя по раздумчивому выражению глаз, Анна была погружена в какие-то посторонние мысли.
— Подожди… — сказала она. — А где второй?
— Кто — второй? — не понял я.
— Ну… Носок. Твой. С оранжевой полосой, — сказала Анна.
— Носок? Ты про носок? — вначале я не поверил своим ушам.
— Ну да. Вот первый я нашла. А второй? Вдруг его Буб куда-то заиграл? На диван там… Или под стол… Или…
— Или на люстру, — хохотнул я. Я все еще не мог поверить, что она это всерьез.
— Ну да! — злобно вытаращилась Анна. — Или на люстру! Буб у нас знаешь какой!
Это «у нас» больно резануло меня по ушам. Я вдруг почувствовал себя… да-да, мальчиком по вызову, которого пресыщенные «мы», то есть Анна и ее продюсер Кузя, вызвали, чтобы решить некоторые проблемы в своих взаимоотношениях.
Например, ту же пресыщенность. Или бессмысленность. Притом бесплатным таким мальчиком по вызову! Но подумать подумал, а виду не подал.
— Анечка… Солнышко… Сейчас я найду тебе этот самый носок… Ты только не нервничай!
Но легче было сказать, чем сделать.
Я заглядывал под диваны и за шкафы. Я, болтая помертвевшим мужским достоинством, ползал на четвереньках по всем пяти комнатам их пятикомнатной квартиры, включая ванную и санузел. Я следил за Бубом — а вдруг он выведет меня на мой второй носок?
Вначале Анна, к слову, абсолютно голая, лазила на квартире рядом со мной. А потом просто сидела в гостиной, пила вино и рыдала:
— Он найдет… Он его точно найдет, когда вернется… И тогда начнется тако-ое!
В общем, ту ночь я провел вовсе не в объятиях кордовой модели. А в поисках носка с оранжевой полосой. Когда Анна, упившись французского «совиньона», заснула перед телевизором, я аккуратно оделся, обулся (да-да, пришлось обуться без носка!) и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Вислоухий шотландский ублюдок Буб, которого определенно сам черт подучил, как сделать из меня ничтожество, проводил меня лукавым взглядом своих маленьких глазок дегенеративной жертвы зарубежной генетики. Я едва удержался, чтобы пнуть его носком кеда в его жирное кастратское брюхо. Но не пнул. Я же все-таки гуманист. И животных люблю.
