Мордка у него была улыбающейся, бодро полуоскаленной, ушки азартно торчали, а хвостик приветственно вилял. Щен бежал к нам. Мне до ужаса хотелось думать, что он узнал нас с Тополем — своих хозяев и спасителей!
— Вроде как подрос за эти сутки. Или мне кажется, — пробормотал я, оглядывая псинку придирчивым отцовским взглядом.
— И даже как будто округлился, — подпел мне друг Тополь.
— Еще бы! Он одних крыс штук пять съел! И тушканов задушил немерено! Мировой пес у вас растет! — улыбнулся рядовой Белка.
— А ему плохо от этих крыс не будет? — встревоженно поинтересовался Тополь.
— Он как-то очень мало похож на пса, которому плохо, — хохотнул ефрейтор Тихвинский.
Я заметил, что не только мы с Тополем, но и все остальные участники этой трогательной сцены улыбаются, глядя на кружащего у ног Капсюля. И я, честно говоря, впервые за всю нашу экспедицию почувствовал, что мы — и я, и Тополь, и майор Филиппов, и его бойцы — одна семья, с общей целью, с общей историей и даже с одной общей улыбкой. Кто сказал, что в Зоне не улыбаются? Глупости все это.
Глава 20. Синий колпак Неназываемого
То this day I guess I'll never know
Just why they let me go
But I'll never go dancing no more
'Til I dance with the dead.
«Dance Of Death», Iron Maiden
А на рассвете случился Выброс.
Он был такой мощный, что мы проснулись все и сразу — несмотря на адскую усталость последних суток.
Земля скакала у нас под ногами, как необъезженный мустанг. Вспышки всех цветов радуги полыхали, будто огни на безумной дискотеке. Ревел штормовой ветер, тоскливо стонали стальные балки потолочных перекрытий. А вода в канале, казалось, вот-вот закипит…
Мы с Тополем приказали нашим действовать по стандартной схеме — залечь, прикрыть головы руками, привести в рабочее положение светофильтры. Возле Подстанции ребята уже пережили один Выброс и кочевряжиться, мол, к чему вся эта клоунада, как это имело место в прошлый раз, никто не стал. А рядовой Герсёнок — тот даже наглазники себе сделал из куска черного полиэтилена, думал, что ли, вот разобьет ему чем-то аномальным стекло гермошлема и начнется ураган из металлической стружки, от которой срочно надо защитить глаза? Но пуганая ворона, как известно, куста боится…
А когда все закончилось, нас с Тополем, недовольно кряхтящих и вяло сквернословящих, отвел в сторонку майор Филиппов. Лицо у него было мятым, подбородок зарос щетиной, словом, в свете нарождающегося дня было особенно хорошо видно: жизнь — дерьмо.
