— Мы имели неосторожность подписать невыгодный для нас договор. И теперь лишь следуем его букве.
— Договор с кем?
— С арендатором Пятого энергоблока.
— То есть он настолько могущественен, что сказать «да пошел ты со своим договором, не подписывали мы ничего» вы не можете?! И вот с этим-то человеком вы посылаете разбираться меня?! Скромного сталкера Комбата?! Ушам своим поверить не могу, — упавшим голосом промолвил я.
Увы, я не играл на публику. Я действительно пребывал в тягостном недоумении.
— Не забивай себе мозги лишними вопросами, друг. Просто сделай то, что мы просим. Ты не пожалеешь.
Я тяжело вздохнул. Не в моем положении было торговаться. Вообще кто и когда торговался с темными?! Хемуль по слухам, да? Ну так там совсем мутная история. Как и все истории с Хемулем.
— «Раумшлаги» найдешь в железном ящике возле выхода. Там же лежит ПДА с прокладкой вашего маршрута, — сказал второй темный.
— И последнее: ваш друг Борхес пойдет с нами, — твердо сказал «китаец».
— Как это? — не понял я.
— А вот так. Пойдет — и пойдет.
— Но это же какая-то работорговля, вам не кажется? — искренне возмутился я. — И даже хуже! Потому что задаром!
— Да ну, какая там работорговля. Поговорим с твоим Борхесом о книгах, ученостью померяемся, выясним, у кого жень больше… Он же у тебя начитанный вроде? — это был «китаец».
— Начитанный. Хотя и несколько… хм… однобоко.
Признаюсь честно: темные меня изрядно напугали. Хотя вообще-то напугать меня нелегко. И про это я сейчас расскажу одну историю.
История шестая, о пороге чувствительности
Приехал я однажды к родителям в гости, в город Витебск, на побывку.
Дело было весной, накануне майских.
Мать наготовила горы еды — словно бы я не один приехал, а прихватив весь мужской состав бара «Лейка». Одних драников она нажарила килограмма три. И холодца наварила таз. Оливье нарубила целый чан. Ну и зеленого борща наварила на всю улицу…
Неудивительно, что, обожравшись всего этого, я слег на целые сутки — сначала переваривал, затем страдал изжогой… Короче говоря, когда мой папа предложил мне проехаться на дачу на его стареньком «фольксвагене», заценить мамины тюльпаны и прочую утомительную сельскохозяйственную идиллию, я был вынужден отказаться. Ну не то чтобы совсем «отказаться»… Но временно отказаться, клятвенно заверив родителей, что когда я как следует отойду от дороги и обжорства, обязательно приеду и помогу чинить крышу веранды, где живет родственница-квартирантка Люся.
