— Диего Гарсия де Алькорон? — поинтересовался человек неприятным гнусавым голосом. Лица я его не видел, поскольку вынужден был разглядывать носки его сапог, но то, как он произносил слова, наводило на мысль о сломанном носе или, во всяком случае, тех наростах в ноздрях, которые лекари называют «полипами».
— Х- р- р, — утвердительно прохрипел я. На более вразумительный ответ в тот момент я был не способен. Но его, видимо, и такое признание удовлетворило.
— Огня! — приказал он отрывисто. — Я должен убедиться лично!
Вслед за этим чья-то сильная рука схватила меня за волосы и резко вздернула мою голову вверх. Не в меру ретивый стражник сунул факел почти что мне в лицо — брови мне опалило жаром.
— Не так близко, болван, — хрюкнул мой непрошеный гость.
Факел отодвинулся, и я наконец получил возможность рассмотреть лицо гнусавого. Сказать, что в этом лице было хоть что-то привлекательное, означало бы погрешить против истины. Оно было узким, худым, с ввалившимися желтыми щеками и острым, как бритва, носом. Темные глаза под клочковатыми нависшими бровями горели фанатичным огнем.
Первой моей мыслью при виде этого малопривлекательного сеньора было: «Ну ничего себе!» Обладатель этих густых бровей и похожего на острие копья подбородка был мне знаком. Года два назад этот человек проезжал через центральную площадь Саламанки в сопровождении отряда вооруженной охраны, и горожане расступались перед ним, прижимаясь к стенам домов и прячась под тень крытых галерей. Ибо это был сам Диего Родригес Лусеро, правая рука великого инквизитора Хименеса де Сиснероса. Его, однако, редко называли по имени — слишком уж крепко привязалось к нему прозвище Эль Тенебреро, что значит «Носитель Тьмы».
Но если мне лицезрение Лусеро не доставляло ни малейшего удовольствия, то сам Эль Тенебреро вглядывался мне в лицо с каким-то жадным любопытством. Это продолжалось довольно долго, и наконец тонкие его губы исказила довольно зловещая гримаса, которая могла бы сойти за улыбку, если бы не волчий оскал острых клыков.
— Именем Трибунала Священной Канцелярии инквизиции Кастилии, Леона, Гранады и Арагона, ты арестован! — торжественно объявил он, гнусавя.
К этому моменту я и сам догадался, что незваные гости заявились в дом вдовы Хуарес не для того, чтобы засвидетельствовать мне свое почтение. Однако меня чрезвычайно занимал вопрос, какие обвинения против меня выдвинуты. Но как раз об этом гнусавый предпочел мне не сообщать. А спросить его я не мог, поскольку по-прежнему испытывал определенные трудности с дыханием.
