Я прожил в Саламанке два года и в совершенстве овладел искусством пробираться по ее ночным улицам, минуя эти отвратительные ловушки. Поэтому к дому сеньоры Анхелы на улице Сан-Себастьян я подошел таким же чистым и свежим, каким покинул живописный речной берег.
Со стороны дом выглядел мрачным и нежилым, но это ничего не означало — просто старая карга экономила даже на свечных огарках. Я взялся за тяжелое бронзовое кольцо, украшавшее массивную дубовую дверь, и трижды ударил им о медную пластину.
Минуту было тихо, затем я услышал шаркающие шаги и знакомый голос подслеповатой служанки Тересы прошамкал:
— Хто это к нам в такую пору пожаловал?
— Открывай, тетушка, — велел я, — это Диего Гарсия де Алькорон.
Тереса загремела засовами. Старая Анхела всегда запирается на десять замков, как будто в ее доме есть что красть. На самом деле все свои сбережения она хранит в монастыре Святого Михаила, настоятельница которого приходится ей дальней родственницей, так что воры могут поживиться разве что поеденными молью нарядами, вышедшими из моды еще в годы правления короля Фердинанда.
— Ах, молодой господин, — воскликнула она, поднеся плошку со свечой почти к кончику моего носа, — что же вы так поздно?
Этот вопрос не требовал ответа. Даже если я возвращался в дом на улице Сан-Себастьян с первыми лучами солнца, Тереса неизменно беспокоилась, отчего я пришел так поздно.
Я улыбнулся доброй старушке и прошел через темный, пахнущий мышами зал к лестнице, ведущей на второй этаж. Тереса, шурша юбками, направилась куда-то в дальние комнаты — видимо, сообщить хозяйке о моем приезде.
В моей комнате было холодно и неуютно. На узкой монашеской кровати лежало тонкое колючее одеяло и жесткая, словно могильная плита, подушка. Я с легкой печалью вспомнил восточную роскошь «Перца и соли».
Затеплив крошечную свечку, стоявшую на кособоком столе, я снял пояс со шпагой и, чуть помедлив, повесил его на торчавший из притолоки гвоздь. Замешательство мое было вызвано странным чувством, кольнувшим меня подобно тонкой иголке: мне вспомнилось, как совсем недавно привычка вешать шпагу у двери едва не стоила мне жизни. Однако, рассудив, что даже если де ла Торре нанял еще парочку убийц, ожидать их нападения в запертом на десять засовов доме вдовы Хуарес не приходится, я уселся на кровать и принялся стаскивать сапоги.
В эту минуту откуда-то снизу донесся металлический лязг — это ударило в медную пластину бронзовое кольцо на входной двери. Спустя несколько мгновений в дверь забарабанили чьи-то могучие кулаки.
