23 Эльдорадо 1. Золото и кокаин | страница 152
— Он не бьет меня, — резко возразила Амаранта. — Еще этого не хватало.
Мне показалось, что она готова была встать и уйти, а этого мне почему-то уже совсем не хотелось.
— У тебя красивое имя, — сказал я, чтобы перевести разговор на менее опасные рельсы.
— Теперь подлизываешься?
— С чего бы? Мне действительно нравится твое имя.
— А мне твое — нет. Какое-то оно дурацкое. Вот если бы тебя звали, например, Диего...
— Почему Диего?
— Так звали моего прапрапрапрадеда, — Амаранта сидела на песке, обхватив руками колени, и смотрела куда-то сквозь меня. — Диего Гарсия де Алькорон, конкистадор из города Саламанка.
Глава шестнадцатая. Врата нового мира
Не стану подробно описывать наше путешествие по пыльным дорогам Эстремадуры — оно, по правде говоря, не изобиловало приключениями. Хотя сама по себе Эстремадура — край весьма живописный, богатый лесами и кристально-чистыми озерами, мы двигались по нему в таком бешеном темпе, что едва ли могли любоваться на окружающие красоты.
Ночевали мы по большей части под открытым небом, опасаясь шпионов инквизиции. Погони за нами не было — теперь мы знали это точно, — но почтовые голуби летают гораздо быстрее, чем скачут по земле лошади, и приказ задержать сбежавшего из тюрьмы преступника могли получить во всех городах, лежащих на нашем пути. Поэтому мы избегали больших поселений и только дважды останавливались в сельских постоялых дворах — в такой глуши, куда вряд ли наведывались слуги трибунала.
Эти ночи под огромными звездами Эстремадуры врезались в мою память навсегда. Быть может, потому, что с тех пор я всю жизнь видел над собой только причудливые созвездия чужого мира...
Расстояние от Саламанки до Кадиса по прямой составляет около четырехсот пятидесяти лиг. Обычно путешествие между этими городами занимает не меньше двух недель. Мы добрались за восемь дней, причем первые трое суток, по выражению моего брата, «плелись как черепахи» из-за моей больной ноги. Как только моя изуродованная щиколотка перестала отзываться резкой болью на каждое движение Боабдила (так звали коня, на котором я ехал), я смог наконец усесться в седле, как подобает кабальеро. С этого момента Мигель и Серхио перестали бросать на меня насмешливые взгляды, а Педро пустил своего скакуна таким галопом, что мы едва поспевали за ним.
Мы пронеслись через оливковые рощи Бадахоса и ворвались в апельсиновый рай Андалусии. Севилью нам пришлось обогнуть по большой дуге, потому что в этом городе у трибунала была и своя тюрьма, и разветвленная сеть фамильяров. Наконец, настал день, когда, поднявшись на поросшую олеандрами холмистую гряду, мы увидели на юге блестящую лазурную полоску моря.