— А, Перотто. Здравствуй.
Это был личный секретарь Папы, один из самых давних и надежных слуг семьи. Именно он доставлял переписку между отцом и Лукрецией, пока та жила в монастыре.
— Заседание еще продолжается?
— Нет, как раз закончилось. Я жду отца. Поторопи его, если сможешь, что-то ему этот старый пень Аскальо совсем на уши присел.
Перотто понимающе улыбнулся и вошел в Малый зал. Чезаре продолжил мерить коридор шагами. Ему требовалось остаться с отцом наедине для разговора, и он собирался прождать столько, сколько понадобится. Он сделал пять или шесть шагов — и внезапно остановился, сраженный неожиданной мыслью. Перотто ездил в монастырь святой Катерины раз в неделю в течение нескольких месяцев. Не мог же он не заметить, что Лукреция в тягости? А если так, то почему не сообщил отцу? Или... может быть... сообщил? Реакция Родриго на известие, принесенное Чезаре, была куда менее бурной, чем тот опасался. Кажется, отец даже не особенно разгневался на Лукрецию. Конечно, он любил ее и в любом случае простил бы, но чтобы так легко и так скоро...
Мимо Чезаре шаркающей походкой прошел кардинал Аскальо. Чезаре дождался, когда он скроется за поворотом и, круто развернувшись, вернулся в Малый зал.
Родриго сидел на папском троне, расслабленно оперевшись локтем о подлокотник и подпирая ладонью щеку. Перотто, стоя рядом, что-то страстно говорил ему. Папа слушал, кивая и чуть прикрыв глаза.
— Знаю, мой друг, знаю, — услышал Чезаре его голос. — Твоя преданность никогда не вызывала сомнений, и мы... Чезаре?
Чезаре подошел к папскому трону вплотную. Смерил Перотто взглядом.
— Отец, я хочу поговорить с вами. Наедине.
— Ты можешь говорить открыто, — спокойно отозвался Родриго.
Чезаре сжал зубы.
— Это касается Сфорца. Теперь, когда его брак с Лукрецией будет официально расторгнут, он станет еще настойчивее распространять свои гнусные сплетни.
— Разве он говорит о нас что-то новое, такое, о чем еще не болтают в народе? — вздохнул Родриго, слишком легкомысленно, как казалось Чезаре.
— Это не оправдание. Я прошу вашего разрешения, — он бросил быстрый взгляд на Перотто, старательно разглядывавшего свои сапоги, — устранить эту проблему, пока еще возможно.
— Не горячись, сын мой. Не принимай поспешных решений. Джованни оскорблен, но он племянник графа Лодовико, а нам не стоит окончательно портить отношения с Миланом. Сейчас наши действия выглядят как неизбежное возмездие за вероломство Сфорца, а клевета Джованни — как жалкая и нелепая попытка мести. Если ты заставишь его замолчать сейчас, это будет выглядеть признанием его правоты.
