— Не беспокойся. — пискнул Ом. Сандалий поддел его под хвост и послал на несколько ярдов вперед. Вниз никто не смотрел. По общему поверью, произносимые молитвы приобретают дополнительный вес от неотрывного глазения на золотые рога на крыше Святилища. Если же присутствие черепахи в какой-то мере и замечалось, как удар по лодыжке, от него тут же отделывались автоматическим движением другой ноги. — … моя жена больна… — Сделано!
Пинок. — … очистить наш колодец от… — Будет!
Пинок. — … каждый год саранча… — Обещаю, только…!
Пинок. — …пропал в море пять лет назад… — …прекратите меня пинать !
Черепаха приземлилась на все четыре лапы на крошечном свободном участке. Видимое… Распознавание контуров охотника и добычи занимает большую часть жизни животных. Случайному взгляду лес представляется всего-навсего лесом. С точки зрения голубки это архиважный размытый зеленый фон сокола, которого вы не заметили на ветке. Для охотящегося канюка, едва заметным пятном вырисовывающегося в высях, панорама мира — лишь туман вокруг бегающей добычи. Со своего насеста на самых Рогах в небеса поднялся орел. К счастью, все то же знание форм, делавшее черепаху столь заметной на площади, заполненной бегающими людьми, скосило единственный глаз черепахи вверх в жутком ожидании. Орлы — существа упорные. Если уж в их уме появится идея обеда, то она там и останется, пока не будет воплощена.
* * *
Перед апартаментами Ворбиса стояло двое Божественных Легионеров. Они поглядывали на Бруту, боязливо стучавшегося в двери, словно ища повода на него наброситься. Маленький серый священник открыл дверь и препроводил Бруту в крошечную полупустую комнатку. Многозначительно указал на стул. Брута сел. Священник пропал за занавеской. Брута бросил единственный взгляд на обстановку и его объяла тьма. Прежде, чем он успел что-нибудь предпринять — движения Бруты и в лучших условиях были не слишком хорошо скоординированыголос у самого его уха произнес: “Без паники, брат. Я приказываю тебе не паниковать. "
На лице у Бруты находилась какая-то тряпица. — Просто кивни, парень. Брута кивнул. Они надевают на голову мешок. Это знает каждый послушник. В спальнях рассказывали. Они закрывают материей лицо, чтобы инквизиторы не знали, кого они обрабатывают… — Отлично. Сейчас мы пойдем в другую комнату. Осторожно ступай. Руки направляли его вдоль по полу. Сквозь туман непонимания он почувствовал прикосновение занавески, потом кое-как соскочил по нескольким ступенькам на песчаный пол. Руки повернули его несколько раз, твердо, но без явного недоброжелательства, а потом повели вдоль по коридору. Раздался шорох еще одной занавеси, а затем появилось неопределенное ощущение обширного, большого помещения. Позже, много позже, Брута понял: страха не было. В комнате главы Квизиции на его голову опустили мешок, но это не заставило его испугаться. Потому, что у него была вера. — За твоей спиной стул. Сядь. Брута сел. — Можешь снять мешок. Брута снял мешок. Он заморгал. В противоположном конце комнаты с Божественными Легионерами по бокам на стульях сидели трое. Он узнал орлиный профиль дьякона Ворбиса. Оставшаяся пара состояла из невысокого коренастого и очень толстого мужчин. Не ширококостного, как Брута, но подлинного шмата сала. И на всех троих — серые рясы без украшений. Не было ни малейшего признака ни раскаленного железа, ни даже скальпеля. Все трое внимательно его разглядывали. — Послушник Брута? — сказал Ворбис. Брута кивнул. Ворбис усмехнулся, как присуще очень умным людям, когда они думают о чем-то не слишком веселом. — И, конечно, однажды наступит день, когда мы должны будем обращаться к тебе Брат Брута, сказал он. — или даже Отец Брута? Пожалуй, слишком хлопотно. Этого лучше избежать. Думаю, стоит позаботиться о том, чтобы ты как можно скорее стал Субдьяконом Брутой. Что ты об этом думаешь?
