Погрозил пальцем, взглядом окинул кухню, на секунду задержавшись на окне, за которым
тучей вихрились голуби, взрыкнул было, но тотчас же повернулся к колонке и заулыбался
своей жуткой зубастой улыбкой.
- Огонь, хорошо, это хорошо, - забубнил он. - Ну! - и он уселся на стул, предназначенный
для него. - Чего пригорюнились, родственнички? А, Кир-рюха?! - и хохотнул, раззявив
пасть полную острых зубов.
- Сеня, - выдохнула Ольга Александровна и начала сползать с табурета.
- Э, так негоже! А ну-ка, Степка, подыми мать, усади на стул. Хорошо же вы папку
встречаете! - Бальтазаров потемнел лицом, - не надо мне тут обморочничать, несите водку, праздновать будем!
Ольга Александровна, несколько бессмысленным взглядом вперившись в пол,
пробормотала:
- Так нет водки у нас... Кирилл… Олегович все выпил, уж несколько дней как…
- Значит, не ждали, - поморщился Бальтазаров, - а? - он злобно уставился на Степана и
его девку - та взвизгнула и ринулась прочь из кухни. Степан, впрочем, выдержал
отцовский взгляд и просипел:
-Так ты же… преставился, бать. Схоронили мы тебя…
- И что же? Ты мне не рад, сын? Может мне уйти? Водки хочу! - заорал он на весь дом
гулким басом. - Бутылку, две! Неси, давай!
«Что же будет теперь? - внутренне верещал Снарядов, - ведь теперь конец всему, всему!»
Он явственно вспомнил беседу с похоронным стариком. Выходило так, что коль не
принятый ни одним из миров чудовищный Бальтазаров нашел способ избежать тенет
послежизни и вернуться в мир материальный, то все основополагающие законы
вселенной пошатнулись и дали сбой.
«Господь не потерпит этой пакости! - верещал он беззвучно, - нас ждет апокалипсис! Мы, как колосс на глиняных ногах рухнем теперь, не только дом наш, не только страна наша, но и весь мир! Все устройство вселенское падет, ибо нет логики больше, нет
неоспоримости. Иисус…»
-Ии-с-у-у-у-ус?! - проревел Бальтазаров, приподнявшись со стула, - Бог, значить?! Ты, Кирюха, в поэтичном пьянстве своем весь мозг проел. Тебе теперь одна дорога - на тот
свет, и та благодаря мне заказана. Жалкий ты червь, Кирюха, безголосый и никчемный.
Тебе книги заповедовали что? Не поминать имя Господне всуе! ( Бальтазаров так зыркнул
на Снарядова, что тот чуть не обмочился от страха.) А отчего завет такой дан был? Оттого
что неведомо тебе истинное имя Господа нашего. Но я узнал!
Он хитро прищурился, и только сейчас Снарядов с тупым изумлением, хотя, казалось, что
изумляться уже было нечему, заметил, что стул, на котором сидит Бальтазаров, выпустил
