— Потом я заеду тебе в морду, — отозвался старый сапер Водичка, — что этот парень только не навыдумает! У человека на шее висит дивизионный суд, а он, мерзавец, мне вчера, когда нас вели на допрос, разводил рацеи про какую-то там иерихонскую розу.
— Да это я не сам придумал. Это говорил слуга художника Панушки, Матвей, старой бабе, когда та спросила его: «Как выглядит иерихонская роза?» Он ей и разъяснил: «Возьмите коровье дермо, положите его на тарелку, полейте водой, и оно у вас зазеленеет, — это и есть иерихонская роза!» Я этой ерунды не придумывал, — защищался Швейк, — но нужно же было что-нибудь рассказать, раз мы вместе идем к допросу. Я хотел тебя, Водичка, только поразвлечь.
— Ты уж развлечешь! — презрительно сплюнул Водичка. — Человек ума не приложит, как бы выбраться из всей этой заворошки и попасть на свободу, чтобы как следует рассчитаться с этими мадьярскими негодяями, а он утешает человека каким-то коровьим дермом. А как я расквитаюсь с этими мадьярскими сопляками, сидя тут взаперти? Да ко всему этому еще приходится корчить перед аудитором чуть ли не друга-приятеля мадьяр. Эх, скажу я вам, собачья жизнь! Ну, да еще как-нибудь попадется ко мне в лапы такой паренек! Я его раздавлю, как клопа! Я ему покажу «Isten, almega, magyar»[89]. Я с ним рассчитаюсь!.. Я еще заставлю о себе говорить!
— Нечего нам убиваться, — сказал Швейк — все уладится. Главное дело никогда на суде не говорить правды. Кто даст себя околпачить и поверить, что следует признаться, — тому крышка. Из признания никогда ничего хорошего не выйдет. Когда я работал в Моравской Остраве, так там такой был случай… Один горнорабочий с глазу на глаз, без свидетелей, избил инженера. Адвокат, который его защищал, все время ему говорил, чтобы он отпирался, что ему ничего за это не будет, а председатель суда по-отечески внушал, что признание является смягчающим вину обстоятельством. Но тот гнул свою линию, не может сознаться — да и баста! Так освободили его ввиду того что он доказал свое алиби. В этот самый день был он в Брне…
— Иисус, Мария! — крикнул взбешенный Водичка, — я уж больше не выдержу! На кой чорт ты все рассказываешь, никак понять я этого не могу! Вчера с нами на допросе был один точь в точь такой же. Его аудитор спрашивает, кем был до военной службы, а он отвечает: «Дымил у Креста» — и тянулось это целых полчаса, пока он разъяснил, что раздувает мех у кузнеца по фамилии Крест. А потом, когда аудитор спросил: «Так, что же, вы у него в ученьи?» — он понес: «Так точно… одно мученье…»
