— Чья подпись под статьей, господин поручик?
— Редактора, депутата Белы-Барабаша, господин полковник.
— Известная бестия! Но прежде чем эта статья попала в «Пестер-Ллойд», она была напечатана в «Пешти-Хирляп». Теперь прочтите мне официальный перевод венгерской статьи, помещенной в шопроньской газете «Шопрони-Напло».
Поручик Лукаш прочел вслух статью, которую автору с большим усердием разукрасил фразами вроде: «Повеление государственной мудрости», «государственный порядок», «человеческая развращенность», «втоптанное в грязь человеческое достоинство», «пиршество каннибалов», «избиение лучших представителей нашего общества», «свора мамелюков», «закулисные махинации». Далее все было изображено в таком духе, точно мадьяры на родной земле преследуются больше всех других национальностей.
Словно дело обстояло так: пришли чешские солдаты, повалили редактора и топтали его своими солдатскими башмаками. Несчастный кричал от боли. Кто-то все застенографировал. «О целом ряде наиболее важных фактов, — хнычет Шопрони-Напло, — шопроньская пресса, разумно умалчивает».
«Каждый из нас знает, что такое чешский солдат в Венгрии и каков он на фронте. Мы все прекрасно знаем, что вытворяют чехи, чья рука здесь видна и каковы господствующие среди чехов настроения. Правда, бдительность властей отвлечена другими делами первостепенной важности. Однако они находятся в известной связи с веяниями общего характера, за которыми надо усилить надзор, чтобы не повторилось то, чему мы были свидетелями в Кираль-Хиде. Вчерашняя наша статья была в пятнадцати местах вычеркнута цензурой, и нам не остается ничего другого, как только заявить, что и сегодня по техническим соображениям мы не имеем возможности широко осветить события, происшедшие в Кираль-Хиде. Посланный вами корреспондент убедился на месте, что власти энергично взялись за это дело и быстрым темпом ведут расследование. Удивляет нас только одно, а именно: некоторые участники этого истязания находятся до сих пор на свободе. Это касается особенно того господина, который, по слухам, еще до сих пор находится в лагере и до сих пор носит форму своего «попугайского полка»[86]. Фамилия его была названа третьего дня в «Пестер-Ллойде» и в «Пешти-Напло». Это пресловутый чешский шовинист Лукаш, о буйствах которого будет подана интерпелляция депутатом Гезой Шаваню от Кираль-Хидской области».
— Так же мило, господин поручик, — сказал полковник Шредер, — пишет о вас «Еженедельник», выходящий в Кираль-Хиде, и пресбургские газеты. Но, я думаю, это вас уже не будет интересовать, так как все они пишут на один лад. Политически это легко объяснимо, потому что у нас австрийцев как немцев, так и чехов, отношение с венграми еще до сих пор, здорово……! Понимаете, господин поручик? В этом видна определенная тенденция. Вас скорее может заинтересовать статья в «Комарненской вечерней газете», в которой утверждается, что вы пытались изнасиловать госпожу Каконь прямо в ресторане во время обеда в присутствии ее мужа, которому вы угрожали саблей и принудили его заткнуть полотенцем рот своей жене, чтобы та не кричала. Это самое последнее известие о вас, господин поручик. — Полковник усмехнулся и продолжал: — Власти не исполнили своего долга. Предварительная цензура здешних газет тоже в руках венгров. Они делают с нами, что хотят. Наш офицер беззащитен против оскорблений венгерского штатского хама-журналиста. И только после нашего резкого выступления, а также телеграммы нашего дивизионного суда, государственная прокуратура в Будапеште предприняла надлежащие шаги, чтобы произвести ареста отдельных лиц во всех упомянутых редакциях. Больше всех поплатится за это редактор «Комарненской вечерней газеты». Этот тип до самой смерти будет помнить свою вечернюю газету. Дивизионный суд поручил мне, как вашему начальнику, допросить вас и одновременно посылает мне протокол следствия. Все сошло бы гладко, если бы не этот ваш несчастный Швейк. Был с ним какой-то сапер Водичка, у которого после драки, когда его привели на гауптвахту нашли ваше письмо, посланное вами госпоже Каконь. Так этот ваш Швейк утверждал на допросе, что письмо это не ваше, а что это написал он сам. Когда же ему было приказано, чтобы он письмо переписал, для того чтобы сравнить его почерк с почерком письма, он ваше письмо сожрал. Из канцелярии полка были высланы в дивизионный суд ваши рапорты для сравнения с почерком Швейка. Но вот чем это кончилось.
