Затеплю я свою лампаду,
Душой высокой воспарю,
Я не убью, я не украду,
Я не прелюбы сотворю.
И, духом кроткий, полный мира,
Я дело веры совершу…
(дело веры — то есть «аутодафе» по–испански).
…Не сотворю себе кумира —
Чужие храмы сокрушу…
Взорву костелы динамитом,
На воздух кирхи полетят,
На океане Ледовитом
Божницы чукчей затрещат.
Пусть ложной веры кафедралы
Падут, рассыпавшись во прах,
И воют древние шакалы
На опустевших тех местах.
А я пойду, смиренный духом…
и кончается:
И помолюсь, смиренный духом,
За православный наш народ,
За растворение воздухов
И за святейший правительственнейший Синод.
Настроение Трубецкого вполне ясно видно из этого пародийного стихотворения.
Особенно важна была для него автономия университета. Сергей Николаевич был профессором Московского университета. Он считал, что это место, где куется интеллектуальная элита для всей страны, должно быть местом свободы. Вот почему проблема автономии университета, его независимости от правительства, полицейских и прочих инстанций — важнейший для культуры принцип. И Трубецкой за него боролся отчаянно, смело; он обращался к царю, обращался к сенаторам, борьба была очень суровой. В конце концов, пожалуй, она его и сломила. Его избрали ректором университета. Но его здоровье было сильно подорвано, несмотря на молодость лет. Всего 27 дней пробыл Сергей Николаевич на должности ректора. Он поехал в Петербург, чтобы опять хлопотать по этим делам, и там внезапно скончался от инсульта, пережив, как я сказал, своего друга Соловьева всего на пять лет.
От него осталось пять объемных томов сочинений. Первый том составляет публицистика, в том числе блестящий очерк о французском мыслителе Ренане. Второй том — богословские, историко–религиозные статьи, в том числе блестящая работа «Догматика и этика» — короткая, но четкая, — где Трубецкой показывает, что этика (как у нас теперь часто думают) не может висеть в воздухе, что она обязательно уходит корнями в религиозное обоснование; что человек не может найти для этики оправданий в природе, в логике, в законе, в выгоде, наконец, потому что в одном случае что‑то выгодно, в другом нет, в одном случае соответствует природе, в другом — нет. Поэтому этические принципы имеют происхождение в высшей духовности. Третий том — это метафизика Древней Греции, четвертый том — учение о Логосе. И наконец, «История древней философии».
Как утверждают большинство наших философов и историков русской мысли, Трубецкой не полностью сумел выразить свой взгляд, он не до конца осуществился. Но все основные принципы были заложены. Те из вас, кто любит ясную, хорошую мысль, кто любит свободное, открытое понимание действительности, получат огромную радость, когда будут читать произведения Сергея Трубецкого. Он пишет несложно, четко, прозрачно, как и его друг, Владимир Соловьев. Я надеюсь, что в ближайшем будущем Сергей Трубецкой будет у нас издан (поскольку у нас с вами все время так получается, что после моего рассказа о философах выходят их книги).
