.
Если у вас тут с кем-то договор, то вы не можете что-либо делать. Мне не позволяется сквернословить. Вообще. Я слишком этим увлекаюсь — нет, это не я так думаю, а Адам. Наша группа с ним солидарна. Ну, кроме Шарки. Он считает, что мы все должны использовать те слова, что нам нравятся.
3
Как-то раз в группе Шарки распсиховался из-за слова, начинающегося на «б».
— Лиззи обожает слово «изумительный», — сказал он, обвел взглядом комнату и снова воззрился на Адама. — Люди должны использовать те слова, которые лучшим образом описывают их чувства.
— Правда? — невозмутимо и о-о-очень спокойно спросил Адам. Ненавижу то, каким расслабленным он все время выглядит. Иногда меня это до ужаса бесит. Так вот, все тем же невозмутимым и о-о-очень спокойным голосом он продолжил: — Говори не со мной, Шарки. Говори с группой.
— Это не у группы договор с Заком по поводу матершины, — огрызнулся Шарки.
Адам кивнул.
— Так вот в чем дело? Дело в Заке?
— Нет, дело в свободе слова. Я должен иметь возможность говорить «блять», когда я того хочу. Как и Зак.
Тут Адам его прервал:
— Ты можешь говорить за себя, Шарки, а за Зака может говорить сам Зак.
— Ага, и тебе это нравится, потому что Зак никогда, блять, ни слова не скажет.
Взглянув на меня, Адам спросил:
— Хочешь вставить слово, Зак?
— Мне нравится материться, — ответил я.
— Я это знаю, — улыбнулся Адам, кивнул и посмотрел на Шарки. — Почему ты злишься, Шарки?
— Потому что не верю в цензуру. Лиззи может повторять слово «изумительно» сколько ей влезет, хотя я, блять, ненавижу его. И может без конца повторять идиотское выражение «неизлечимо уникален». Мне плевать. Мне и не обязаны нравится ее слова. Как и ей мои. И вся группа может идти нахуй, если ее так коробит слово «блять».
Я могу долго рассказывать, что было дальше. Лиззи спустила на Шарки собаку и заявила, что он ведет себя как эгоистичный юнец. Потом добавила:
— Нет ничего плохого в выражении «неизлечимо уникален». Оно означает, что ты считаешь себя настолько особенным, что тебя никто не в силах понять. Оно означает, что тебе следовало бы наконец очнуться и разуть глаза, Шарки. Тебе двадцать семь лет. Зак взрослее тебя, хотя ему восемнадцать.
Боже, если Лиззи завелась, то ее уже не остановишь.
Я решил не лезть в эту дискуссию. Прикол в том, что если ты немногословен, люди считают тебя повзрослевшим. Они выдумывают о тебе то, чего нет.
Затем Лиззи обхватила голову руками.
— Прости, я не хотела этого говорить.
