— А эта лента потуренная, не скажу что потыренная. То есть из французского города Тура. Из нее хорошо делать искусственные розы.
Рейф находил ехидное словцо для каждого заморского товара, попадавшегося на нашем пути, и я решила его поддразнить, легко перейдя с ним на ты:
— Тебя послушать, так твоя мать — единственная во всем мире, которая умеет делать из шелка что-то путное…
— Никто не сможет лучшее нее свить сетку для волос или изготовить нарядную кружевную ленту. — Рейф повернулся ко мне, и в его карих глазах блеснул вызов.
Мы замерли. Напряженный взгляд Рейфа остановился на моем лице. Я смело встретила этот взгляд и не отвела глаз. В какое-то мгновение показалось, что мы оба перестали дышать. Потом он протянул руку и нежно дотронулся до моей щеки. Его пальцы (а руки у него снова были без перчаток) едва уловимым, неожиданно нежным движением убрали локон, выбившийся у меня из-под чепца.
Я отпрянула назад, лицо мое пылало.
— Ты забываешься, братец! Видно, ваша семья возомнила о себе бог знает что! — воскликнула я.
Он только усмехнулся в ответ:
— А почему бы нам не гордиться? Мы — честные купцы в нескольких поколениях.
— Да что ты говоришь? А я подумала, у тебя в роду сплошные пираты!
Рейф рассмеялся:
— Говорят, что у хорошего купца и у пирата много общего.
Я рассердилась не на шутку. «Неужели он знает, что мои дед и прадед — из бристольских купцов, ходивших по морю в дальние страны и не гнушавшихся обзавестись при случае корсарским патентом?»[85] — подумала я. Но нет, Рейф со знанием дела толковал о лондонских торговцах и их достославных женах:
— Знаете ли вы, мисс, что профессия мастерицы, работающей по шелку, — единственная, которой лондонские жены могут заниматься без разрешения своих мужей? Моя мать сама ведет дело. Она от своего имени приобретает шелка и сейчас заключила договоры с самыми известными итальянскими поставщиками шелка в Англию.
В голосе Рейфа звучала такая гордость за мать, что я не могла больше на него злиться. К тому же мне захотелось уточнить кое-какие детали его рассказа:
— А миссис Пинкни может оставлять прибыль себе? Или ее получает твой отец?
— Отец в дела матери не вмешивается. Он говорит: «Пусть занимается своей торговлей, у нее это отлично выходит».
Мы продолжили наш путь по складу.
— А что твоя мать делает с шелком после того, как она его купила? Она его красит? — спросила я.
Рейф покачал головой:
— Чаще всего шелк-сырец продается уже крашеным. Мама сначала крутит нить, а потом прядет ее. А из нее она сама и женщины, которых она нанимает, делают всякие мелкие изделия: от шнурков и тесьмы до игольного кружева. Ну, это вы уже знаете.
